Он что-то спрашивал, медленно и четко проговаривая слова. Язык Еве был незнаком, поэтому она лишь отрицательно качала головой, давая понять, что не понимает. Парень снова задал свой вопрос, в ответ очередное качание головой. Он нахмурился и внимательно посмотрел на нее, тогда до Евы начало доходить, что он хочет, чтобы она что-нибудь сказала.
— Я не понимаю, — от недавних воспоминаний в горле стоял ком, пришлось прокашляться и повторить уже громче, — Я вас не понимаю. Совсем.
— Русский? — кажется, его это удивило, — Ты говоришь только на этом языке?
— Ну, еще английский и немецкий, — девушка задумалась для чего ему другие языки, когда он говорит на этом, но продолжила перечислять, — ну и самую малость японский. Совсем чуть-чуть.
Парень подвинул к себе один из стульев, видимо, разговор намечался долгим. Последнее было скорее плюсом, в одиночестве в этой комнате можно было сойти с ума. Дизайнера на кол!
— А родной какой? — он спрашивал все так же медленно, проговаривая слова, почти без акцента, говорил сам. Ева не знала, почему тот факт, что незнакомец знает русский, ее не удивил, а то, что он говорит сам, а не с помощью устройства-переводчика, она обособила. Вспоминать было страшно, хотя бы из-за угрозы повторного приступа. Кровь на руках, кровь на полу…
— Так какой?
— Что? А, язык. Русский, — он нисколько не изменился в лице, все та же доброжелательная внимательность, но Ева готова была отдать руку на отсечение на то, что ему этот факт не понравился, — Это плохо? — отчего-то к глазам подступили слезы, и страх, который она так старательно прятала, сжал горло.
— Нет-нет, — поспешил заверить ее незнакомец, — это не плохо. Тван! — обернулся к стене (а была ли там дверь?!) и позвал еще раз, — Тван! — и что-то добавил на своем непонятном языке.
Тван — странное имя, если это имя. И лечебница у них странная. И врачи! Если это вообще врач. Ева попробовала приподняться, чтобы посмотреть на того, кто зашел в комнату, но голова снова закружилась. Оставалось облокотиться на спасительную подушку и ждать, когда человек в черном наговорится с неким Тваном. От непонимания чужой речи почему-то стало обидно, в принципе на слезы сейчас пробивала любая ерунда. Наконец, двое наговорились, и к кровати с другой стороны, благо та стояла почти в центре комнаты, подошел второй человек. Доктора он напоминал мало, но одет явно в какую-то форму, так что вполне мог оказаться военным врачом. На вид Твану было около 40 лет, располагающая к себе внешность, и в тоже время стеклянные неживые глаза. Такое несоответствие заставило девушку невольно отстранится в сторону человека в черном. Тван же, не обращая на такую реакцию никакого внимания, бесцеремонно взял ее руку в свою и свободной рукой нащупал пульс. Его руки были холодными, нет, не просто холодными — неживыми. Да и сам он был каким-то неживым.
