Когда мы проплывали рядом с вывешенным для просушки буксиром, Юра достал фотоаппарат и начал снимать снизу развороченное днище.
— Ребята! Вы что там, с ума сошли? — крикнули нам в рупор с борта плавкрана.
— А что, нельзя что ли? — дерзко ответили мы без рупора.
— Вы же простудитесь? На улице плюс десять градусов, — опять же в рупор сообщили нам последние известия про погоду.
— Но ведь не минус же! — пробурчал Юра, думая, что острит. — Спасибо за заботу! — это уже громко. — Мы сейчас отснимем и уедем!
— А завтра сляжете с воспалением легких! Капитан приказал поднять вас на борт. Плывите сюда! — мужественный голос незнакомца с плавкрана вносил в нас уверенность, что все именно так и произойдет.
Пока мы мешкались с ответом, размышляя, не кроется ли в этом приглашении подвох, лодочник, несколько суетливо, начал перебирать веслами в сторону плавкрана. Мы посмотрели на него и ничего не сказали. Озноб, то ли от пережитого стресса, то ли от холода, уже давать о себе знать. Парнишка хорошо знал, куда грести — обойдя нос плавкрана, он направился к самой середине судна, где из воды тянулась вверх узкая железная лестница. Зацепившись рукой за ступеньку, лодочник притянул дряхлую посудину вплотную к борту плавкрана и вопросительно посмотрел на нас.
— А-а, деньги? — догадалась я, вытаскивая две мокрые сотенные бумажки.
Паренек с сомнением посмотрел на мокрые купюры, словно раздумывая, брать — не брать, потом стремительно засунул их за пазуху и всем своим видом показал, как ужасно он торопится, он даже помог мне поставить первую ногу на ступеньку, а потом сразу же сел за весла. Юра его не интересовал: как только он занес одну ногу над водой, так лодка под ним уже исчезла, вторая Юрина нога так и осталась висеть в воздухе.
Эта немыслимая скорость речного виртуального передвижения наводила на грустные размышления: лодочник не вернется! Ни за какие деньги! Что само по себе было плохо. Очень плохо! Посудите сами: мы находились на середине реки, в недружественном стане врагов, на действия которых собирались раскрыть глаза общественности, у нас не было средств передвижения, а, возможно, даже и средств связи.
На палубе нас встретил тот же человек, что говорил по рупору.
— Девушка, быстро в каюту капитана! Парень — за мной! — сказал он нам почему-то через рупор — наверное, он не расставался с ним и во сне.
Сам он при этом решительно направился вперед. Я, как сомнамбула, поплелась следом за рупором. «Наверное, он здесь самый главный. Мы сейчас все быстренько отснимем и вернемся. Может быть, мне даже удастся взять интервью у самого капитана!» — так или примерно так я думала, когда шла следом за моряком. В моем представлении капитан сидит в рулевой рубке и смотрит в бинокль, обозревая дали и решая масштабные проблемы. Потоками с меня стекала вода, на спине запечатлелись светло-темные полоски, кремовые брюки походили на камуфляж, а сама я, скорее всего — на ощипанного гуся, но мне казалось, что я по-прежнему корреспондент крупной газеты, причем, на задании.
