— Давай, давай, не отвертишься, — не отставала Клавдия.
— Да не свидетель это никакой, — пробормотал он, глядя в тетрадь. — Вернее, свидетель, но не по этому делу. Он как раз по Гольфману. Был тогда на концерте, когда Шальнова застрелили, говорил, что видел все, а что на самом деле оказалось — ничего не видел. Не больше чем остальные.
— А че ж так долго с ним толковал?
— Ага, вот, нашел! — воскликнул Чубаристов радостно. — Записывай: Харитонов Денис Захарович, год рождения шестьдесят второй, проживает…
— Подожди, — остановила Клавдия. — Слушай, а родился он где? — она решила проверить свою вчерашнюю догадку.
— Родился? Та-ак… Верхневолжск.
Клавдия опять улыбнулась. Угадала-таки.
— Игорьку продиктуешь, ладно?
— Ладно. — Он спрятал тетрадь в стол. — Как дома, как дети?
— Да никак, все нормально. — Клава вздохнула. — Ой, слушай, Витек, я сегодня такое пальто видела…
— Чего ж не купишь?
— Дорого. — Она вздохнула. — Двести долларов почти. Это мне месяц пахать и не есть ничего.
— Так, может, тебе занять? У меня сейчас вроде ничего не предвидится.
— Нет, не надо. Терпеть не могу быть кому-то должна.
— Как знаешь. — Он пожал плечами. — А то скажи, я дам.
— А вот и пирожки! — В кабинет вошел Игорь с полным пакетом. — Гулять так гулять. Со сливовым повидлом. Еще тепленькие.
Зазвонил телефон, и Виктор схватил трубку.
— Алло, Чубаристов… Хорошо, передам.
— Кто там? — спросила Дежкина, рассыпая заварку по стаканам.
— Это тебя. Там на вахте кто-то пришел. Просили спуститься.
— Ну вот, и чаю попить не дают. — Клава встала.
— А ты его сразу в тюрьму, — пошутил Чубаристов.
— Хорошо, так и сделаю…
— Здравствуйте, это вы Клавдия Васильевна Дежкина? — Ей навстречу встала довольно красивая женщина, вежливо улыбнулась. Даже не просто вежливо, а как-то слишком… приторно, что ли.
— Да, я.
— А я Лидия Гаспарян, жена… Вы его дело…
— Да. — Клавдия кивнула. — Вы со мной поговорить хотели?
— Если можно, — снова заискивающе улыбнулась женщина.
Клавдия села. Женщина, словно провинившаяся школьница, стояла рядом.
— Я вас слушаю. — Клавдия кивнула на стул. Очень трудно оставаться и вежливой и сухой одновременно.
Жена Гаспаряна молчала.
Клавдия понимала это молчание. Ведь явно же пришла эта женщина уговорить следователя: мол, уж вы дайте этому ублюдку побольше! К смертной казни его приговорите! Как я раньше такого негодяя не разглядела?! Я бы сейчас сама его, своими руками…
Но так сразу не начнешь. Тут надо доверительный тон взять. Тут надо понять, с кем имеешь дело. Можно с этой следовательницей по-свойски, по-бабьи: поплакаться — мол, к моему берегу что ни щепка, то дерьмо, или как-то иначе, идейно: и как, мол, таких людей земля носит?
