Сказки Гореловской рощи | страница 33



И удивился Крымский Голубь:

—Да что же о пустом думать? Ты же сам говорил, что вашу речку с нашей не сравнить.

   —  Я и сейчас говорю: куда вашей речке до нашей. Наша вся черемухой заросла. Расцветет — белая, белая. А вода в ней чистая, с перезвонами- А какие осокори стоят по берегам — до самого неба. На одном из них я родился и вырос. Разве можно нашу речку с вашей сравнить?

И добавил, расправляя крылья:

   —  Полечу. К себе полечу. Пока доберусь, пора уж будет гнездо строить.

   —  Как?! Ты улетаешь? Но ты же сказал, что у нас навсегда останешься. Негоже от своего слова отказываться. Уж лучше от своего слова отказаться, чем от родного края, — сказал Голубь и поднялся в небо. Полетел в край, где и гора самая лучшая, и речка самая красивая, и осокори такой высоты, каких нигде больше на земле нет».

Сидел медвежонок под березой, рассказывал шепотом самому себе свою сказку, а медведь Спиридон спрашивал с макушки Маняшина кургана:

   —  Так кто же еще хочет испытать свое счастье?

С первого ряда приподнялся медведь Иван:

   —  Может, все-таки позволите мне выступить.

   —  Но у тебя же всего одна сказка, дедушка Иван?

   —  Одна.

   —  А выступать надо с тремя. Ты же знаешь?

   —  Знаю.

   —  Так как же мы тебя с одной сказкой выпустим? Тогда и другие запросятся.

   —  А вы им не давайте слова, вот они и не запросятся. А мне дайте, я ведь вон какую даль шел. И назад идти буду- Да к тому же дома меня медведица дожидается.

   —  Ну что делать будем, братцы?

И посыпались голоса:

   —  Да пусть расскажет старик, жалко, что ли.

   —  А что? Верно, пусть расскажет. Неважно, что у него одна сказка. Может, она самая лучшая. Да и времени займет немного.

   —  Пусть расскажет, и сделаем перерыв, — сказала черепаха Кири-Бум.

   — Ну что ж, выходи, дедушка Иван, рассказывай, — сказал медведь Спиридон.

Опираясь на посошок, медведь Иван взошел на макушку кургана, поглядел на сверток с пирогом, облизнул губы, подумал: «Уж дали бы мне, старику, его без всяких сказок». И вдруг встрепенулся, грудь старенькую расправил, проскрипел чуть слышным изношенным голосишком:

   —  Слушайте мою сказку.

   —  Громче говори, дедушка Иван, — послышалось снизу.

А медведь Иван махнул лапой:

   —  Было время — громко говорил, а теперь говорю, как могу.

Постоял, покашлял.

И не торопясь повел рассказ свой:

«Вспомнила медведица Матрена, что она давно уже не навещала подругу свою — медведицу Авдотью. Собралась и пошла к ней. Слаба, говорят, Авдотья стала. Пока жива, проститься надо. Приоткрыла дверь в берлогу. Спросила: