Малайсийский гобелен | страница 115
Он прошел вперед, стал передо мной и вытянул руки, преграждая мне путь к окну.
— Распространяет ли лошадиное мясо чуму — вопрос, которым должны заняться ученые люди. Как я смогу думать, когда свет будет резать мне глаза? Что может смыслить этот пустельга Кайлус в военных делах? И что там с этими турками? Почему ты не работаешь? Праздность всегда влечет беду.
— Я работал все утро, отец. А у Кайлуса хорошие связи.
— И что ты хочешь сказать этим? Ты пришел, как только смог?.. Кати как-то раз приходила, конечно, без своего бродячего муженька. Знаешь, что я обнаружил сегодня утром? — Он сделал величественно-неуверенный жест на полки и фолианты Пифагора, Соломона и Гермеса, которые лежали раскрытыми вместе с другими древними сочинениями в древней общей куче. — Я наконец узнал, из чего состоит маати, любимое блюдо Филипа Македонского.
— Отец, оставь свои книги в покое! Пойдем пообедаем вместе, как мы это когда-то делали. Ты очень голоден. Я закажу тебе носилки.
Он облокотился на стол у окна, и я с сожалением заметил, как исхудал мой отец. Ему нужно было поесть мяса.
— Ты меня слушаешь? Маати — не просто деликатес, а что-то особенное, впервые привезенное в Афины во времена Македонской империи. Кроме того, непозволительная роскошь заказывать носилки. Ты должен знать, что Филип был убит во время свадебного торжества. Я откопал данные в одном трактате, где говорится, что маати было любимым блюдом фессалийцев. Хочу тебе сказать, что фессалийцы имеют репутацию народа с самыми изысканными манерами среди всех народов, населяющих Грецию.
— Я полагаю, ты пошел бы в кафе Труна, если бы там подавали маати.
— Ты понимаешь, о чем я говорю? У тебя одна еда на уме! Я посвятил весь день исследованиям, а ты зовешь меня к Труну. Кайлус тоже не отличается умом. Ты не всегда будешь молодым! И не всегда сможешь обедать в кафе Труна.
Он выглядел злым. Руки его тряслись. Он вытер бровь кромкой своей мантии. На какое-то мгновение он закрыл глаза, как будто его пронзила неожиданная боль.
— Я не могу позволить себе часто посещать Труна. Бледность его кожи поражала меня. Она блестела. Я убрал сторону книги, дотронулся рукой до его плеча и сказал:
— Отец, тебе нужно выпить бокал вина. Садись. Я вызову служанку. Позже я доставлю сюда Кати.
— Нет, нет. Я не буду беспокоить ее — она, возможно, занята. И не отвлекай по пустякам Кати. Ты работал все утро, так ты сказал. И чего ты добился? — Он откинул волосы со лба, мотнув головой. — Я уверен, что Кати тоже будет вся в делах.