И строки поэтессы вспомнились:
Этот вечер не твой,
Эта ночь не моя...
И еще строки одного поэта вспомнились:
А была, только ночка была,
Только ночка на утренней сини,
Когда шел из родного села,
Если кани остаться просили...
Был он тогда молодой, красивый и с легкостью, как это бывает в молодости, покидал родной дом, надеясь на счастье, которое ждало там, далеко...
И еще мне подумалось о ясноглазом семнадцатилетнем парне, заболевшем туберкулезом. Был он в то время далеко от родины, тосковал по ней. Он знал, что умирает. Знал и написал:
У краіне светлай, дзе я ўміраю,
У белым доме ля сіняй бухты,
Я не самотны, я кнігу маю
З друкарні пана Марціна Кухты.
Почему же он был не одинок перед уходом туда? Где энергетические поля, где черные дыры, где ненасытная пустота?
Всего-то и было у него — книга тоненькая, в которой писал, как в барабаны крыш ветер бьет, как в лесу гул мощный слышится — то леший гудит... И еще сказал о нас тогдашних:
Краю мой родны!
Як выкляты Богам —
Столькі ты зносіш нядолі...
9
...Спрашиваю у гуманоида:
— Скажи как на духу, зачем мы вам понадобились, если вы такие умные? Думаю, вы не просто к нам свои тарелки посылаете. Не просто так меня здесь ублажаете: и различными кашами кормите, и кресло-лежанку подсовываете, и достижения свои показываете, секретов не скрывая. Вы же, видимо, и полтергейстов у нас делаете, да?
А он:
— Да, можем делать на расстоянии. Через глюонные связи можем делать где захотим. Не только у себя на Дзете, но и на вашей Земле. Получается полная материализация: и звуки создаем, и запахи, и предметы можем передвигать... Летающие тарелки, те, что вы видете на Земле, есть не что иное, как творение глюонного генератора — он создает иллюзию реальности, поэтому вы никак не можете поймать или сбить наши плазмоиды... Конечно, время от времени мы и сами прилетаем к вам, чтобы понаблюдать и проконтролировать, что у вас происходит. Мы открываем новый этап познания природы. Как человеку разумному, скажу тебе: у нас появилась небольшая проблема.
— Ну, говори, говори о своей проблеме, — тороплю его и чувствую: вот оно, главное, начинается, вот тот крючочек, на который, как на живца, хочет поймать меня Лупоглазенький.
— По непонятной причине в последнее время продолжительность жизни гуманоидов стала сокращаться. Живет, живет гуманоид, только-только наступает пора ему идти на отдых — бац! — и умирает. И еще одно наблюдается: толстые — толстеют, тонкие — худеют... Мутационный процесс резко увеличился. А все это выливается в издержки производства, производительность падает, эффективность деятельности приближается к нулю целых нулю десятых процентов. Планы, а они у нас, поверь, огромаднейшие, рушатся. Ко всему, еще микробы на нас навалились. И травим мы их, и лекарства новейшие применяем, а они мгновенно модифицируются и снова нас донимают. Вот поэтому ты никого на открытом воздухе не видел. Этот воздух мы так стерилизуем, так стерилизуем, а толку — ни на иглу... В лесах и на полях, ты сам видел, порядок отчасти навели: где — повыбивали лишнее зверье, а где — потравили, лишние растения, нам ненужные, пестицидами вывели. В море рыб хищных уничтожили, только семь видов оставили. А вот что делать с вирусами — никак не можем разобраться.
