в саду с ароматическими травами,
но скоро я все равно буду лежать на нарах в своей келье,
в глубоком забытьи,
я слаба, доктор,
очень слаба!
Преувеличенно драматическим жестом она поднесла руку ко лбу и закрыла глаза.
— Каждый крохотный волосок моих тонких светлых, кое-как обкорнанных волос и даже мои губы кажутся мне слишком тяжелыми,
даже сама кожа, то немногое, что осталось от мяса и жира, каждый орган моего тела, ногти,
да, каждая клетка моего бренного тела…
и вот мне приносят немного хлеба и вина,
хотят заставить есть, пить,
но нет, нет!
Она откинула голову, и казалось, пыталась отогнать тех, кто предлагал ей такое в невидимом Дрейфу мире.
— Теперь меня рвет даже от обычной кипяченой колодезной воды,
ибо мои внутренности так очистились, что не переносят, когда их оскверняют подобными земными секрециями,
и чудные видения посещают меня каждую ночь!
— Может быть, Иисус, — пробормотал Дрейф, в то время, как острое стальное перо его ручки скользило по пожелтевшим страницам журнала.
— Да, да, и он тоже,
и я скоро умру, доктор,
да, в меня медленно вступает смерть.
Голос становился все слабее, и то необычайное эхо, которое до этого момента отзывалось на каждое ее слово, постепенно перестало звенеть.
— Я умираю, надо мной опускается темнота,
начинается вечность,
а мне только двадцать лет, доктор.
— Гм-ммм.
Дрейф поднял глаза и увидел, что пациентка опять лежит совершенно неподвижно, вяло,
так же как и после первых ее признаний,
вытянув руки по бокам и закрыв глаза.
Прошло мгновение, и она снова заговорила:
— Я покидаю тело, которое отказывается истлеть, и которое люди
из почтения,
выставляют в стеклянном гробу в передней части капеллы,
на всеобщее обозрение,
вообще-то, там оно и лежит до сих пор, доктор, если я правильно помню,
а сейчас там стоит еще одна изголодавшаяся женщина нашего времени и с печалью в сердце смотрит на тело и видит в нем самое себя,
гроб стоит в церкви монастыря кармелиток, доктор,
точнее, во Флоренции.
Флоренция!
Церковь монастыря кармелиток!
Покрытые воском трупы умерших много столетий назад монахинь в стеклянных гробах!
В Дрейфе тут же ожили воспоминания о веселых днях студенчества.
Ах!
Тогда все будущие психоаналитики женщин, обучавшиеся в то время в институте в Нендинге,
надев залихватские твидовые кепочки и черные плащи,
вооружившись посошками из слоновой кости,
разбившись на небольшие группы, совершали паломничества в близлежащие церкви и капеллы, где они потом,
благоговейно и с глубоким трепетом,
