Подбежал Бойчук. Правая рука у него была перевязана.
— Надо утекать! — пришел в себя Чегодов. — Того и гляди нагрянет патруль, увидит этого, — он кивнул в сторону убитого. — А тебе, девочка, спасибо! Откуда у тебя пистолет?
— Шинкарь дал за твои двести фунтов. Буза что надо, маузер! Я ведь догадалась, что рыжий велит проследить Ивана. — И она, смахивая слезы, протянула Олегу пистолет. Он быстро осмотрел его, сунул в карман брюк.
— Хороша игрушка! — И спохватился: — Где же ты пропадала четыре часа?
— У меня с этими… свои счеты! Я тоже не люблю в долгу оставаться. Вот он и получил сливу! Куда уходить будем?
— Из миста треба сматываться. Айда до моей титки, вона фатова бабуся, — предложил Бойчук. — Житуха там буде хороша, декокту хватае, тилькы мабудь прийдется завьязаты. Ридно мисто…
Шли они задами. Утром были уже далеко за городом.
Направились в сторону Залещиков, на север. О переходе границы с Румынией нечего было и думать, опасно было даже к ней приближаться. Шли полями, лугами, перелесками. Потом весь день просидели в стоге соломы, а вечером свернули в лес. Декабрь давал о себе знать; шумел в кронах деревьев студеный сиверко, срывая с дубов последнюю листву, а на перевалах пронизывал путников насквозь, прерывая дыхание и не давая идти. После полуночи повалил снег. Продрогнув до костей, они начали разводить костер и греть «чай». «Заваркой» был леденец, случайно оказавшийся в сумке Анки. Они пили по очереди из котелка горячую воду, крякая от наслаждения.
«Такого вкусного чая вроде еще не пил!» — думал Чегодов,
— Добрый чай, смачный! — подмигнул Бойчук. — Такого ще не пыв.
Небо заволокло тучами, ветер приутих, снег падал густо и бесшумно. И если в прошлую ночь они шли, ориентируясь по звездам, то теперь приходилось положиться на интуицию Бойчука, который вел как проводник. И каждый раз, когда они останавливались, чтобы передохнуть, Чегодов по расположению крон деревьев, по моху и прочим признакам убеждался, что они идут точно на север.
К утру дотащились до какой-то деревни и забрались в овин, в самый дальний угол сеновала. Там улеглись и, прижившись друг к другу, крепко заснули.
Олег проснулся, когда скрипнула дверь овина, и тихонько растолкал спутников.
— Мамо! Тут ктось був. Дывысь на дрьбыни слид, и парфумом пахне!
— Почкай, сыну, зараз я пиднымусь, — и полезла по приставленной к люку лестнице на сеновал, огляделась, сбросила на пол две охапки сена.
— Нема тут никого, — и спустилась вниз.
