Выборы со старухой | страница 2
Прошел я, значит, через этот стол и поворачиваю к раздевалке. А он говорит быстро: «Можете в пальто. Избирателям разрешается. А гардеробщица больна».
Я спрашиваю: «А буфет у вас сегодня работает?».
«Работает, — говорит мент. — Буфет — это каждый день. Милости просим. Но только он до 12.30. Так что уже закрыто».
«А с какого часа?» — спрашиваю я, сам не знаю к чему, не пойду же я, в самом деле, с утра в префектуру чай пить!
«С 8.15», — говорит вежливый мент.
«Понятно», — говорю я и при этом сам на себя раздражаюсь. Чего «понятно»? Ясное дело — «понятно» — работает буфет с 8.15. до 12.30. Чего тут не понять?! Но мне-то какое до этого дело?! Я-то чего этак подхватываю? «Понятно» говорю. Хотя странные какие-то часы работы, это тоже раздражает: что ж они, как придут на службу, так и едят в буфете, а как время обедать, так все и закрывается?! Так, что ли? И я еще со своим «понятно»! Глупость какая-то. Никакой логики.
В это время, как и предвидел милиционер, девица на стуле слишком потянулась вверх, слишком уж встала на цыпочки, и стул под ней поехал по мраморному полу всеми четырьмя ножками. И девица завизжала, и стул под ней по мрамору завизжал. Мы с ментом подскочили и подхватили ее за довольно приятные ноги в блестящих колготках. «Я ж тебе говорю — лестницу надо», — по-доброму сказал мент, когда мы ее составили на пол.
Люда ушла, смеясь и виляя задом. А плакат так остался висеть криво на одной точке. На плакате была сфотографирована несметная толпа людей, которые торопились войти под высокую арку с поднятыми вверх листками, и черными буквами большая надпись:
Я раскланялся с милиционером и пошел по свежей ковровой дорожке на второй этаж.
«236-я комната! — ободрил меня вслед расторопный мент. — Там Елена Герасимовна, она все объяснит».
Елена Герасимовна как увидела меня на пороге, так прямо руками развела. «Здравствуйте! — говорит. — Здравствуйте, дорогой мой человек! Какие у нас проблемы?»
Я ей протянул два паспорта — нормальный и заграничный. Объяснил, что уезжаю в командировку, а выборы почти уж на носу. Хочу, дескать, открепиться.
«Игорь Александрович! — говорит она. — Да это ж не у нас. Это на участке надо. А мы — комиссия».
«Ах, ты, Господи! Надо же! А где участок?»
«Так, Игорь Александрович, вы же живете на Дубенецком, не так ли? Там у нас за уголком Тишков переулочек. Дом 2 и квартира 2. Там ваш участок. С 3 до 6».
«Вон что… — говорю я, а самому так неловко: она меня и по имени-отчеству и, где живу, знает, а я — вот убей бог! — не помню, откуда мы с ней знакомы. Ну, неловкость! Прямо-таки неловкость! Или это жена художника, который, всегда пьяный, надо мной живет? Вроде, она. Надо же — совсем зрительная память отказывать стала. — Спасибо, — говорю, — до свидания». — И пошел по коридору к лестнице.