Несколько гвоздей вновь вогнали в гроб. Долго возились. Люди начали шептаться:
— Ужас, ужас!
— И чего жизнь творит!
— Гробокопательница идет, — вдруг сказал кто-то.
— Ага! Ученая… Занималась изучением состояния… — Кажется, так путано брехал и Метляев.
— Обе они любили до гробовой доски, — засмеялся Иннокентий Григорьев. Он кивнул на Нюшу, что стояла в молчании.
— Одной ногой тоже стоит в гробу, — хмыкнул с удовольствием Метляев.
— Есть место им в полях России среди не чуждых им гробов, — глумился бывший бригадир, знаток коротких поэтических строчек.
Клавка подошла к гробу, который был уже приготовлен к спуску в яму.
— И гробовой-то ласки нету, — запричитала она, белым кружевным платком обтирая посиневший от слез нос. — Чего же ты не поглядишь на меня? Гробовое-то твое молчание, гробовая-то твоя тишина мне-то, родной мой, лишь осталося… от тебя… Не в мавзолее и не в гробнице хоронила тебя, а теперь-то и вовсе вон водичка внизу, поставлят в эту водичку, и не буду я даже во сне спокойно спать от страха за то, почему лежишь ты так неуютно!
— Уведите ее, — сказал молодой следователь.
Метляев подбежал к Клавке.
— Сама ведь хотела, — сказал он. — Чё кричишь-то теперь? Лежал бы и лежал!
— Ишо не вечир! — хрипло крикнула на него Клавка. — Чего заегозил? Глаза ее были сухие и колючие.
Бурное ненастье, которое накапливалось еще с утра и с каждым часом все больше и больше, опрокинулось на людей, ненастье полыхало с громом и молнией. Вроде все смеркнулось после первых белых веток на небе. Полил такой густой дождь, что в минуту искупал всех до нитки. Он лил и на гроб с упавшей вдруг на него Нюшей; молодой следователь оттаскивал ее за руку, но она не давалась и повторяла у гроба:
— Пускай, как хотите! Пускай!.. Все будет потом!.. Теперь же сейчас… Мое…
Мертвец лежал не шелохнувшись, хотя гроб ворочали, удобно устанавливая на илистом водяном днище гробницы. Такая была мука и в «загробной» жизни: размывались дождем пшеничные Сашкины волосы, сжатые от времени в отдельные пучки; пучки эти были похожи на вылинявший мертвый парик, постепенно все завлажнялось: и лоб, и эти пучки смертных волос, вода текла уже из волос по желтому Сашкиному лицу.
— Все вело к гибели, к уничтожению! — Нюша будто потеряла рассудок. Сашенька был у них всех смертником! Он за всех их работал! Из последних сил старался!
Так больна была она, так слаба. Было похоже, что она такая, что и сама закончит свое земное существование. Легкая, тяжелая смерть… Для нее, стоящей между жизнью и смертью, право выбора жизни и смерти тоже не было — все это было вне ее, тихо рыдающей над вновь вырастающим холмиком, под непрощающим злым Клавкиным взглядом.
