— Папенька, дайте мне, пожалуйста, три копейки, — попросил Жорж.
— Три копейки? — поднял вверх густые брови Валентин Петрович. — Зачем они тебе понадобились?
— Я деревенским жалейку обещался купить.
— А у тебя были эти три копейки, когда ты обещался?
— Нет, папенька, не были.
— Зачем же тогда обещался?
Жорж молчал.
— Хорошо, я дам тебе три копейки. Но впредь запомни: деньги можно обещать только тогда, когда они у тебя уже есть в кармане.
Жорж вылез из кресла и подошел к столу. Отец протянул ему монетку. Жорж три копейки взял, но от стола не отходил.
— Ну, что еще? — нахмурился Валентин Петрович.
— Папенька, у мужиков лошадей отобрали…
— Что, что? — повысил голос отец. — Тебе какое дело, что лошадей отобрали?
— Авдотья и Лукерья пришли, плачут, — потупился Жорж. — Отдайте им лошадей, папенька.
— Нет, это черт знает что такое! — зашумел Валентин Петрович, поднимаясь из-за стола.
Дверь кабинета бесшумно отворилась, и на пороге выросла фигура Марии Федоровны. Подойдя к сыну, притянула его к себе.
— Я присоединяюсь к просьбе Жоржа, — тихо сказала Мария Федоровна.
Валентин Петрович схватил со стола тяжелое пресс-папье и в сердцах швырнул его в угол. Потом распахнул окно и крикнул во двор:
— Тимоха! Отдай лошадей этим дурам! Да скажи, в следующий раз не попадались… Выпорю!!
Он сел на стол и, не глядя на жену и сына, сказал:
— Ты, Жорж, можешь идти. А ты, Маша, останься.
Жорж пошел было к дверям, но голос отца остановил его:
— И больше никогда с такими глупостями ко мне не обращайся! Тебе о гимназии надо думать, а не о дурацких бабьих просьбах. Осень скоро, в гимназию надо готовиться, а ты шляешься где-то с утра пораньше вместо того, чтобы за книгами сидеть. Иди!
Жорж вышел.
Мария Федоровна подошла к мужу, обняла его сзади за плечи, поцеловала в голову.
— Спасибо, — тихо сказала Мария Федоровна.
— Портишь ты мне детей, Маша, — устало вздохнул Валентин Петрович. — Портишь ты мне и детей, и людей…
