Однако груз старого все еще не давал ему решиться на что-то серьезное. Да он пока и не знал, где бы мог пригодиться. Умел только на лошади работать, а теперь везде техника, поспорь-ка с ней на лошаденке! Но когда он увидел сплавную реку, неожиданно оживился, и глаза засветились. Жена, шагавшая рядом, спросила:
— Ты что?
Он указал на людей в брезентовых робах, с баграми в руках, на катер, что тянул кошель до середине реки.
— Туда бы, к ним!
— Так и примут, держи карман шире…
Но он все же пошел к сплавщикам. Спустившись с берега, оглянулся. Увидел: жена, выжидаючи, стояла у кибитки, не сводя взгляда с него, а поодаль стоял еще молодой цыган, Василек, первейший танцор в таборе, не раз жаловавшийся, что для него нет тут простора. Петр помахал им рукой и ускорил шаг. Через несколько минут он уже разговаривал с начальником сплавучастка.
— Из табора? А не сбежишь? Мы работникам рады, но чтоб без обмана! — предупредил его начальник.
А на другой день в списке сплавщиков прибавилось новое имя: Петр Алексеевич Федотов.
Об этом немедленно узнал старшой. Вздернув на затылок картуз и поигрывая плеткой, он рявкнул:
— Продался? Своим изменил? Винись, пока не поздно!
— Нет! — отрезал Петр.
Первый раз в жизни он не послушался старшого.
Тотчас же над ним просвистела плетка и больно ожгла шею и плечо. Игнат замахнулся было и второй раз, но, увидев, как сурово насупился Петр, отступил назад, к кибиткам.
Когда Петр пришел на берег, сплавщики заметили, как треплет его нервная дрожь, и протянули ему кисеты.
— Покури, да и начнешь…
В этот день его поставили вместе с чернявым, хмурым на вид мужчиной и рыжим баламутистым малым на протоку, забитую лесом. Еще пока он шел к протоке, рыжий толкал чернявого:
— Гли-ко, как багор-то держит — за рогульку. Работничка взяли!
До позднего вечера пришлось выводить лес из протоки. С непривычки новый работник «нахватал» руки, набил волдырей. Усталым вернулся в избушку, где собрались люди на ужин. И задумался: «Может, зря я ушел от своих, может, не за свое дело взялся?»
— Петро, ты чего? Бери ложку, подкрепляйся! — сказал ему старый, степенный сплотчик Ефим.
Поужинав, Петр прикорнул в уголке. «Может, — продолжал он размышлять, — в темноте и податься к своим? Не выйдет же у меня тут ничего. Вон руки-то…» Но тут же вспомнил о старой жизни. Нет, обратный путь отрезан. Да и нечего жалеть. Только вот это неумение. Неужто так-таки ничего и не выйдет?
На память пришел давний случай. Вот так же впервые послали его, тогда еще безусого паренька, в деревню к одному безлошаднику вспахать заросшую бурьяном полоску. А лошадь дали слабенькую. Никак не тянула, хоть все бросай. Но он нашел выход: сам впрягся в пристяжные и вспахал все-таки полосу. Тяжело было, руки-ноги подгибались, но выдюжил. А сейчас, при теперешнем новом деле?
