Посвящение в Мастера | страница 20



- Во как! Ну и что ты хочешь этим сказать?

- А ты не понял?

- Ну, испортила фигурку. Правда, невелика ей цена.

- И все?.. А лук? Я повторяю: лук не показался тебе странным?

- А что в нем странного? Я такой с закрытыми глазами слеплю.

- Да неужели! Такой, чтобы мог... распрямиться?

- Распрямиться? - повторил Ходасевич, затем до него дошло.- А-а! Так лук не глиняный!

- Еще какой глиняный! Вот, гляди,- Катарина опять резко ударила, на этот раз по левой руке Эроса, и, обезоружив несчастного демона, протянула крошечный лук Ходасевичу. Вадька осторожно взял его двумя пальцами.

- Не бойся, дурачок. Попробуй его согнуть.

Ходасевич согнул лук, потом, удерживая за один конец, дал ему распрямиться. Лук сделал это почти мгновенно!

- А теперь дай сюда! - Катарина забрала лук и с силой швырнула его об пол. Дзыньк! - и лук разлетелся бы на половинки, если бы не леска.

- Ты что наделала, ненормальная! Решила все разломать?! Вылитый бог войны!

- Не кричи. Посмотри на осколки лука повнимательней! - подняв с пола останки лука, Катарина протянула их Вадьке.- Ну, что скажешь, Фома неверующий?

Ходасевич ответил не сразу, минут пять, поднеся к носу, изучал осколки, даже попробовал один на зуб. Затем его прорвало:

- Не может быть! Но я все равно отказываюсь в это верить! Гибкой керамики не существует! Что бы ты мне не говорила!

Катарина расхохоталась: - Да я молчу, молчу!

- Ничего не понимаю! - продолжал изумляться Ходасевич.- В самом деле керамика! Но как?! Катарина - ты гений! Поделись секретом!

- Я не гений, Вадик, а мастер. Мастер с большой буквы,- совершенно серьезно заявила Катарина.- Я открыла состав глины, которая приобретает просто фантастическую упругость даже без обжига в муфельной печи! Помолчав, вдруг предложила: - Знаешь, я готова рискнуть. И посвятить тебя в Мастера. А ты?

- Что я? - не понял Ходасевич.

- Ты готов рискнуть?

- Да хоть сейчас! - едва ли не вскричал Вадька.

- Ну, тогда поехали. Тусовке все равно нет дела до нас.

*5*

Ходасевич неотрывно смотрел в окно такси, наблюдая то темное, немного зловещее, о наступлении которого в народе говорят: Ни зги не видно! В далекой вышине, там, куда не доставал Вадькин взгляд, ревнивая ночь замазала дегтем бесстыжие глаза звезд и месяца-сутенера. Загнала в черный чулан безропотное мартовское небо. Завесила окрестности густой волокнистой мглой. Мгла сгущалась...

На земле жизнь проходила по-другому - в неясных проблесках темно-серого снега, лежавшего в загородных посадках, встречавшихся на пути вперемежку с низкорослыми частными домами. Такси, стреляя во мрак из крупнокалиберных фар, подъезжало к Барановке.