— Говорю же — нет ничего! — крикнул кинолог. Видимо, старлей уселся писать протокол далеко от кладовки.
Артур всё же не расслаблялся — они вправе потребовать и паспорт, и лицензию на охранную деятельность. Неизвестно, чем бы это могло обернуться, но вдруг Артур услышал родной, знакомый по милицейскому прошлому сигнал рации. Почему-то он сразу понял, что это спасение.
— Да ложный вызов в чистом виде! — ругался кинолог. — Какая-то девица пьяная позвонила. Даже номера квартиры не знает, а говорит, что там наркота и оружие. Номер пробили, откуда звонок был, так оказалась дежурная аптека. Девчонка туда забежала, говорит, мама больная дома беспокоился, а в мобиле батарейка села. Её по доброте душевной позволили позвонить, а она «ноль-два» набрала и ну заливать про всякое разное…
— Мужики, на конь! — гаркнул Крисятецкий.
Артур между делом отметил, что старлей происходит из казаков, и потому очень важно, чтобы он не увидел гастарбайтерскую физиономию Тураева. Побриться так и не удалось, и синяя щетина окончательно изуродовала его и без того непрезентабельные черты.
— На Живарёвом в притоне у ларьков драка! Говорят, выстрелы слышны!
— Да втроём туда и не сунешься, — заметил третий мент.
— Помощь пришлют. Может, ОМОН вызывать придётся. На месте решим, — сказал Крисятецкий. — Распишитесь быстро, и мы поехали. Извините за беспокойство! — козырнул дородный потомок славных донцов, и три пары ботинок затопали вниз по лестнице.
Артур мог биться об заклад, что соседи не легли спать и дежурят сейчас у «глазков». Зря, конечно, засветили квартиру, и Яков за это не похвалит. Будем надеяться, что он улетел в Женеву, а когда вернётся, всё уже давно успокоится. Ну, узнают менты, что это гебешная явка, а дальше? Может, Лёвкин дядя пошёл навстречу влюблённой парочке, которой негде встречаться. Вряд ли это — происки Василенко; тогда наряд не вызвали бы так скоро на другой адрес. Наплевали даже на то, что любовники несовершеннолетние, а ведь и к этому могли привязаться…
— Ну что, отбились? — весело спросил Тураев, выходя в коридор.
Там пахло табаком, вполне сносным одеколоном, кожей и металлом. На полу темнели отпечатки больших подошв и собачьих лап. Стефан, уже в джинсах и спортивной майке, с обычным равнодушием озирал учинённый нарядом погром, который по мере сил пыталась ликвидировать Эмилия. В отличие от Стефана, она была полностью одета, потому что не решалась предстать перед кумиром в белье цвета крем-брюле с голубикой.
