* * *
Но ничего не произошло, и Аня долго лежала на диване, вдыхая обожаемый аромат «Шанели». Ей не хотелось шевелиться и искать пульт управления телевизором. Лень было даже крикнуть, чтобы позвать няню дочери и, по совместительству, медсестру, гречанку Катю Асланиди. Катя была с ребёнком в детской, но приближалось время кормления, и в любом случае Машеньку нужно было принести сюда.
Странно, но Аня оказалась сумасшедшей матерью, чего сама от себя не ожидала. А уж, тем более, не представляли её в таком качестве многочисленные знакомые. Немощь и боль не мешали Ане в первый месяц жизни Машеньки кормить её по десять-одиннадцать раз в сутки, по первому требованию, в том числе и ночью. Ребёнок всё время лежал рядом; и как только он начинал хныкать, высовывать язык, вертеть головой, Аня тотчас просыпалась, расстёгивала сорочку. В эти минуты она забывала о своём увечье, следила только за тем, правильно ли Машенька берёт грудь, удобно ли ей сосать, если мамочка лежит, и не нужно ли перебраться в кресло-каталку.
По совету Кати, закончившей медицинское училище в Крыму, Аня лечилась от мастита компрессами из магнезии, холодного творога и жареного лука.
Аня подолгу смотрела, как дочка наблюдает за крутящейся музыкальной каруселью и внимательно слушает музыку, сопровождающую движение мобили. Теперь уже Машенька тянулась к этим фигуркам, пыталась их хватать и раскачивать. Катя советовала вскоре купить ей развивающий коврик с пищащими аппликациями. Аня на всё соглашалась, хваталась за каждую возможность угодить своей крохе, которая уже была умницей и красавицей, вопреки всем кошмарным медицинским прогнозам.
Катя Асланиди была уверена в благотворной силе «купальского огня» и цветка папоротника, который принёс Ане богатство и счастье. Принёс, несмотря на то, что Аня пока могла передвигаться, кроме коляски, только на ходунках. Но она тренировалась, лечилась, проходила курсы массажа, даже собиралась летом ехать в Китай для реабилитации. И почти забыла об отправленном в психушку Звягине. Мать Ани пожалела, что негодяй так дёшево отделался. Самое Ане было на него наплевать — она думала только о Машеньке.
Возможно, в бешеной любви к ребёнку была доля эгоизма. И сама себе Аня была интересна только как мать этого чудесного младенца. Но вот именно сейчас почему-то не хотелось прижать к себе дочку. Наоборот, Аня пугалась этого неизбежного свидания, словно проснулась нечистой, недостойной. Фабрицио явился из той, навсегда ушедшей жизни, и увёз Аню с собой в гондоле. Надо будет спросить у Кати, что может означать такой сон. Судя по охватившему душу волнению, по витающей в воздухе непонятной тревоге, Фабрицио явился не к добру.
