Говорил незнакомый опричник с лёгким акцентом, и ливонцы быстро признали своего.
Незнакомец представился, но, поскольку говорил он, заметно картавя, ливонцы расслышали его имя неясно. Кажется, фон Розенкранц...
Важнее имени были тугие кошели с золотыми монетами, перекочевавшие в сумы ливонцев. Золоту верили безоговорочно.
Сейчас фон Розенкранцу интересно было вызнать, зачем царю понадобилась встреча с опальным митрополитом. И как далеко может зайти гнев государя. Палача-то с собой захватил. А Малюту не на любое дело брали, на кровавое только.
Ливонцы только разводили руками. Поведение царя изменилось. Отчего? Опричный замок в Александровой слободе, и так хорошо умевший хранить тайны, окончательно замкнулся в молчании. Никаких слухов, никаких случайных обмолвок.
И поход этот нежданный, когда государь собрал с собой всех, даже Москву оставив без опричного присмотра. Иноземцы даже не знали конечной цели, им просто приказали — собраться и ехать за Иваном Васильевичем. Куда? В Ливонию, где продолжались изрядно затянувшиеся военные действия? Но зачем тогда таиться от своих? Говорили, что перед опричным войском посланы разъезды, перехватывающие и убивающие любого, кто мог рассказать об увиденном. Прятаться от собственных подданных — такого царь Иван ещё не делал. Государь боярам не верил, но народу — доверял...
Элерт Крузе заметил, как изумрудом сверкнули на солнце глаза фон Розенкранца. Но решил, что привиделось.
Малюта Скуратов подошёл к дверям кельи, громко топоча подкованными сапогами. Взявшись за ручку-кольцо, он нарочито кашлянул — предупреждал Филиппа о приехавшем госте.
Но в келью Иван Васильевич вошёл один. Малюта, как и Умной, остался снаружи, на страже.
Дверь была низкой, и, перешагивая порог, царь невольно поклонился опальному митрополиту.
Филипп стоял в центре кельи, перед иконой Успения. Инок не пытался делать вид, что молился. Нет, он ждал царя, а икона... Что для истинно верующего станет лучшим щитом от зла?
— Здравствуй, владыка, — сказал Иван Васильевич.
Сказал, будто и не было последних лет, оскорбления в храме Божьем, суда неправедного. Не было издевательств и ссылки в монастырь, где он не столько насельник, сколько узник.
Царь снова шутит? Так ответь ему тем же.
— По добру ли приехал, государь?
После откровений князя Умного вопрос звучал издевательски. Оттого и ответ показался неожиданным.
— Для тебя — по добру, владыка. Каяться приехал... Сможешь ли выслушать раба Божьего, а услышав — понять и простить?
