— Я знаю, как выманить турецкий флот под удар испанцев и венецианцев...
— А у меня есть человек, способный довести информацию до султана.
— Вам не кажется, что мы негодяи, сударь?
— И мы довольны этим, не так ли, синьор?
Стоят два человека, только что мило улыбнувшиеся друг другу. Дворянин и священник. Хладнокровно рассуждают, как надёжнее отправить на смерть тысячи людей: турок, венецианцев, испанцев...
Через купца-левантинца, подданного Османской империи, проживающего на острове Джудекке. Ему брат Джордано должен был скормить легенду, разработанную Молчаном.
Такая вот работа.
* * *
Море. Такое спокойное, тихое, ласковое и тёплое, что хочется встать на колени, ощутить кожей нежную твёрдость прохладных донных голышей, опустить ладони в щекочущие коричневатые водоросли, прекрасно видимые через зелёную толщу воды, подобной цветному венецианскому стеклу, сделанному на острове Мурано.
Воду кое-где пятнает копоть. Пожары в крепости, запертой турецким флотом, стали привычны. Иногда непонятно, что ещё может гореть в городе, истерзанном многомесячной осадой и брошенном на произвол судьбы.
Маркантонио Брагадин стоял на крепостной стене с зубцами, сильно повреждёнными турецкими ядрами, и тоскливо смотрел на вражеский флот. Османские галеры надёжно закрыли морской путь к отступлению. Так же надёжно, как султанские янычары — дорогу по суше. Да и куда деться с Кипра, такого маленького, когда на нём тысяч пятьдесят турецкого войска, а у тебя самого — меньше тысячи, и большинство из них — раненые да больные?
Как комендант города Фамагусты, Брагадин отвечал здесь за всё. И, главное — за жизнь доверившихся ему людей, перенёсших отчаяние и горе и равнодушно ожидающих конца.
С одной из турецких галер на Брагадина смотрел высокий мужчина в пышных одеждах, с высоким тюрбаном на голове.
Без подзорной трубы, несмотря на большое расстояние. И различал каждую морщинку на обветренном загорелом лице коменданта Фамагусты, видел каждый волосок на поседевшей от прошедших лет и несчастий бороде.
Странно это как-то, не так ли, дорогие читатели?
— Энвер-реис, — услышал мужчина робкий голос и обернулся к низко склонившемуся матросу.
— Говори!
— Капудан-паша призывает вашу милость на флагманскую галеру.
— Шлюпку мне!
Капитан Энвер знал, зачем его зовёт командующий турецкой эскадрой, перекрывшей морскую дорогу к осаждённой Фамагусте. Знал, потому что сам и внушил капудан-паше Пиали идею посылки парламентёров к венецианцам.
