— Нет, нет! — запротестовала Вера Алексеевна. — Я хочу поговорить с вами! Я ведь женщина, я вас лучше других пойму... У меня, Ксения, горя тоже не мало было...
— У вас-то? — недоверчиво взглянула на нее Ксения.
— Я с мужем разошлась... — тихо пояснила Вера Алексеевна. — А в прошлом году у меня ребенок помер... единственный...
— Ах ты горюшко! — вырвалось у Ксении. Она придвинулась к учительнице ближе и почувствовала к ней сладкую жалость. Вера Алексеевна протянула руку и положила ее на Ксеньино плечо.
— У каждой из нас свое горе, — задушевно шепнула она. Шопот этот проник Ксении в сердце, обжег давно неиспытанным чувством; к ее горлу что- то подступило, но она пересилила себя и подавила сорвавшийся вздох.
— Мальчишечка? — осторожно спросила она.
Вера Алексеевна поняла ее вопрос.
— Нет, девочка... Три года ей было. Сгорела, как свечечка.
Рука, лежавшая на Ксеньином плече, слегка задрожала. Ксения вздохнула. Чужая женщина с ее горем стала как-то ближе ей, роднее.
— Это уж теперь все прошло... А первое время очень тяжело было.
— Горькая наша женская доля! — уронила Ксения.
— Надо бороться... Не стоит поддаваться! Всякое горе, всякое несчастье можно в себе переломить. Всякое...
— А я вот не могу! — доверчиво созналась Ксения, и сразу сжалась, сделала попытку освободить свое плечо из-под чужой ласковой руки. Но учительница почувствовала ее движение. Она наклонилась к ней близко и мягким, слегка звенящим от волнения голосом проговорила:
— Зачем?.. Ну, зачем вы такая недоверчивая? Ведь легче становится, когда выскажешься. Я по себе знаю.
— Мне об чем говорить? — упрямо сказала Ксения. — Моя жизнь простая... Вам не к чему беспокоиться.
Она почувствовала неожиданную неприязнь к этой чужой, ласковой женщине.
Что-то непонятное пришло внезапно, что спугнуло теплую доверчивость, которая охватила ее еще с минуту назад. Она снова сделала попытку освободить свое плечо и на этот раз удачно: Вера Алексеевна поспешно убрала руку.
— Спать пора! — поднялась Ксения.
— Верно. Давайте спать... Завтра поговорим. Ведь, еще поговорим?
— Завтра мне недосуг будет. Я в Острог поеду.
— Жалко! — огорчилась Вера Алексеевна и стала раздеваться.
— Я к обедни завтра в Острог-то поеду! — неожиданно добавила Ксения. И вдруг ее охватила какая-то жалость к чему-то, вот сейчас, в это мгновенье от нее ускользающему.
Вера Алексеевна ничего не ответила и, раздевшись, легла в постель. Ксения потушила огонь.
В темноте тишина в избе стала гуще и насыщенней.
