Головы моих друзей | страница 56



— Ну, как у вас с планом? — спросило привидение.

— Выполняем… — тихо доложил я.

— А как работа, не пыльная?

— В нашей стране труд младшего техника-геолога окружен всеобщим почетом и уважением, — доложил я.

— Молодец… А как полевые, платят?

— Платят… Еще как!

Привидение задумалось.

— Ну, а с кормежкой ничего?

— Нормально… три раза в день, как в санатории.

— Гм… а я вот, видишь, совсем отощал…

Привидение вздохнуло, проскрипело скелетом и протянуло мне руку. Я обрадовался, что теперь с ним «на ты и за руку».

— Ну, бывай! — сказало привидение и похлопало меня по плечу. Я открыл глаза.

— Ну и ну! — смеялся Жора. — Заснуть на могиле! Что снилось хоть?

— Привидения… я с ними «на ты и за руку».

— Идем чай пить, мы тебя не будили, уж больно хорошо спал.

…Потом мы раскидали угли, натаскали на гальку веток и поставили палатку. В палатке жарко. Снимаем обувь, затем куртки, затем свитера. Все равно жарко.

От прелых веток в палатке аромат. Пахнет ветками, рекой, ветром. Пахнет тишиной ночи и землей. Кажется, будто в изголовье у нас земной шар.

Солнце просыпается раньше всех, и мы вылезаем из палатки, когда уже согрета земля. Редкий денек — мошкара и комарье еще не вышли на работу, и мы нежимся в лучах утреннего солнца, загораем.

На завтрак — пустой чай и немного сахара, вот и все. Но мы знаем, что в конце дня наш маршрут и дороги каюра Володи должны пересечься, и тогда у нас будет все.

Мы забываем, что последние два дня работали очертенело, вдохновенно, до одури, прошли много, а вода — она и ночью вода, и после чая аппетит разыгрывается зверский.

Вдруг Слава Кривоносов тихо подзывает Бича, берет его на руки и сдавливает своей могучей рукой Бичеву челюсть, чтобы он не лаял, и кивает на реку.

Мы смотрим и замираем. Недалеко от палатки спокойно пьет воду олень, небольшой изящный дикий олень.

Слава думает, как бы удержать Бича, чтобы он не вырвался и не спугнул животное.

Жора Старцев лихорадочно подсчитывает, сколько из этого оленя получится шашлыков, и уже мысленно отрезает себе часть грудинки (лучшую часть).

Он в нетерпении. Он ползет по-пластунски к палатке и думает об оставленном там револьвере.

Я смотрю на все широко открытыми глазами, боюсь пошевелиться и думаю, чем же все кончится.

Жора выползает из палатки и ползет по гальке к оленю. Я представляю, каково ему голому тащиться по камням. Наконец метрах в пятидесяти он замирает, целится, и щелкает выстрел. Пуля падает рядом с оленем, тот даже не поворачивает головы.