И после войны он не давал себе передышки. Все это время Савельев старался, чтобы вверенная ему частичка армии была сильной и крепкой. Но с каждым годом он понемногу, но безнадежно отставал, хотя и вооружился на старости лет учебниками, не стеснялся спрашивать. Но восполнить потерянное не удавалось, и зимой это дало себя знать. Вот почему он и решил написать рапорт на увольнение: не имел больше никакого права учить людей, просто обязан был уступить место более знающему, не дожидаясь советов старших начальников…
Как все просто и ясно! И совесть чиста. Ну а с самим собой что делать, себя-то куда девать? Ведь он еще годится на что-то! Чувствует еще в себе силу, имеет то, чего не хватает майору Антоненко, — опыт. Может, все-таки опрометчиво он поступил? Может, рано еще раскладывать «тревожный» чемоданчик?..
Нет, не надо тешить себя иллюзиями. Со временем переболит, притупится острота утраты. Пережил же он гибель Анюты. И пусть Мария так и не сумела занять в его сердце место первой жены, а вырастил же он с нею двоих сыновей. Много в жизни было потерь, все переживал остро — такая уж натура, — но с годами примирялся же с ними. И теперь смиришься, куда денешься? А раз так, к черту боль! Нужно лишь в оставшиеся дни отдать армии, дивизиону свои последние долги. Впрочем, есть ли они? Пожалуй, только один — перед майором Антоненко, который, к несчастью, оправдал его опасения. Надо поколебать его убежденность. Конечно, что успеет за дни учений, то и сделает. Вот вроде и все.
Тут подполковник усмехнулся: ничего себе «вроде и все»! Попробуй-ка переделай человека за три дня. Но все равно — делай, пытайся!
«А письмо-то новоселовское?! — неожиданно вспомнил и всполошился подполковник Савельев. — Совсем вылетело из головы! А парень небось мучается, переживает.
Савельев нащупал в нагрудном кармане конверт, тихонько поднялся, чтобы не потревожить спящих, накинул на плечи плащ и, отбросив тяжелую, намокшую полость палатки, вышел под дождь. Зябко поежился от ночной прохлады: днем жарища несусветная, а сейчас зуб на зуб не попадает. Вот уж поистине среднеазиатские контрасты! Как там его аники-воины?
Подсвечивая себе карманным фонарем, Савельев отправился на позицию авакяновской батареи. Он действительно расстроился, когда вспомнил, что потерянное Новоселовым письмо до сих пор лежит у него в кармане. Для Савельева настроение его подчиненных было так же важно, как и их умение стрелять. Когда на душе спокойно, солдат все делает с огоньком, весь выложится. А нет — куда вся сноровка девается! И раз в силах командира добиться, чтобы настроение его солдат было хорошим, боевым, то он обязан это сделать. Иначе какой же он командир?..
