— Эта не наша с вами забота, — резковато ответил Савельев и сердито сунул карту в сумку. — Не хватит наших сил, подбросят еще. У мотострелков огневых средств достаточно. Пусть у них голова и болит. А мы получим задачу, дадим свое решение. Подойдет — хорошо, нет — будем вместе кумекать, что к чему.
И, сев прямо, Савельев снова замолчал. Антоненко выругал себя за невыдержанность: «Дернуло же за язык — Савельеву экзамен устраивать! Предупреждал ведь генерал, так нет же — прямо тянет эрудицией щегольнуть. Савельев десятки раз стрелял здесь, что там одна промашка! Может, и его вина, да не переучивать же подполковника. Установка была другая — самому учиться. Вот и помалкивай».
Но внутренне Антоненко все же не мог согласиться со взглядом Савельева: как это — ждать, что скажут мотострелки? А сам он что, не способен разобраться в их замысле, заранее определить в нем свой маневр? Ну что сам к себе привязался? Не может Алфей Афанасьевич, не может, раз так говорит! Чего здесь неясного?
Дорога тем временем повернула влево, выскочила на асфальт и пошла параллельно с широкой водяной полосой, одетой в бетон и обсаженной с двух сторон какими-то мелколистными деревьями. Барханы неожиданно пропали, а на противоположной стороне канала потянулись темно-зеленые, с желтыми цветами, поля хлопчатника. После серого пустынного однообразия это буйное зеленое море, расстилавшееся до самого горизонта, показалось майору Антоненко райским уголком. Он сам себе поразился: никогда раньше внимания не обращал на всякую там флору, а здесь залюбовался! Было бы хоть от чего в восторг приходить! Так, на контрастах, глядишь, и научишься природу любить.
Колонна нырнула в прохладный и сырой тоннель под каналом, проехала еще немного и оказалась в роще. Газик остановился. Савельев молча вышел из машины, устало опустился на бугорок под раскидистым деревом, прислонился спиной к стволу и закрыл глаза. Антоненко выбрался следом, отошел в сторону, стряхнул с гимнастерки и галифе беловатый налет пыли, протер сапоги бархатной тряпочкой. И лишь потом, бросив украдкой взгляд на Савельева, заметил, какое болезненно бледное лицо у командира дивизиона. «Нытик ты, майор! — решил Антоненко. — Ни стыда у тебя нет, ни совести! Вот кому следовало бы дома остаться, а он поехал, не жалуется. А ты еще со своей эрудицией к нему липнешь как банный лист…»
— Алфей Афанасьевич, как вы себя чувствуете? — спросил он с участием.
— Спасибо, полегчало немного, — отозвался, не открывая глаз, Савельев и попросил: — Климов, сбегайте-ка на канал, холодненькой водички принесите, угостите товарища майора.
