Он радикал, подумал Гарри. Вот он кто: радикал.
– Что ж, программа у вас хорошая, – сказал он вслух. – Если все это для того, чтобы помочь рабочему человеку. Я сам сколько раз участвовал в забастовках в прежние времена, когда еще у нас на Ки-Уэст были сигарные фабрики. Я бы вам с радостью помог, если бы раньше знал, кто вы такие.
– Нам многие хотели бы помочь, – сказал юноша. – Но при том, как сейчас обстоит дело с движением, мы не можем доверять людям. Нынешний этап вызван необходимостью, но я об этом очень жалею. Я ненавижу террор. И мне очень не по душе вот такие методы добывания денег. Да только выбирать не приходится. Вы не представляете, как тяжело сейчас на Кубе.
– Я знаю, что там тяжело.
– Нет, нет, вы не можете знать, насколько там тяжело. Там царит кровавая тирания, и нет такой глухой деревушки, которая не испытывала бы гнет этой тирании. Три человека не смеют сойтись вместе на улице. У Кубы нет внешних врагов, и ей не нужна армия, но тем не менее она содержит двадцатипятитысячную армию, и вся эта военщина, начиная от капралов и выше, сосет кровь из страны. Даже каждый рядовой и тот думает только о том, как бы набить карман. А кроме того, есть еще военный резерв, в котором состоят все жулики, бандиты и осведомители, оставшиеся от режима Мачадо, и чем погнушается армия, то подбирают они. Пока мы не избавимся от армии, ничего хорошего не может быть. Прежде нами правили дубинки. А теперь нами правят винтовки, револьверы, пулеметы и штыки.
– Да, плохо ваше дело, – сказал Гарри, слегка поворачивая штурвал, чтобы лодка отклонялась к востоку.
– Так плохо, что вы и вообразить себе не можете, – сказал юноша. – Я люблю мою бедную родину, и я на все, на все готов, чтобы освободить ее от тирании, которая там процветает. То, что я делаю сейчас, мне глубоко противно. Но даже если б оно мне было в тысячу раз противнее, я бы все равно делал это.
Выпить бы сейчас, думал Гарри. Какое мне дело до его революции. Плевать я хотел на его революцию. Чтобы помочь рабочему человеку, он грабит банк и убивает того, кто ему в этом помог, а потом еще и злополучного горемыку Элберта, который никому ничего не сделал дурного. Ведь это же рабочего человека он убил. Такая мысль ему и в голову не приходит. Да к тому же семейного. Кубой правят кубинцы. Они там все друг друга предать и продать готовы. Вот и получают по заслугам. К черту все эти их революции. Я знаю одно: мне нужно прокормить свою семью, и я не могу ее прокормить. А он мне тут про революцию рассказывает. К черту его революцию.
