Я смотрю на пустые дома и отчего-то думаю о фильме «Лангольеры»: там герои попадают в прошлое, где все выглядит обычным, но нет других людей, привычных запахов и звуков… Сразу вспоминается мое состояние до похода на Крыши. Отголоски есть и сейчас. Наверное, они будут всегда… Но музыка все же помогла мне сбежать. И я благодарен ей за это. Обязан жизнью.
Мы подходим к краю обрыва. Вокруг ветер шелестит выгоревшей травой. Внизу, на мертвой улице города-призрака, лает собака.
Я вдруг спотыкаюсь и вижу под ногами бетонное кольцо. А внутри первого — еще одно. В центре второго — бетонный круг, на который запрыгивает толстая девчонка.
— Что это за хрень? — говорю я.
Никита и толстая девочка переглядываются и хохочут.
— Это взлетно-посадочная полоса Жанны Агузаровой, — сквозь смех говорит Никита и бросает бревна около бетонных колец. — Она отсюда стартует, когда летает на Марс.
Они снова смеются. Я тоже. Понятно, что это какой-то их старый шифр. Понятно, что они мне не друзья. Понятно и приятно: друзья мне ни к чему.
— Кидай туда книжки, — кивает Никита на промежуток между бетонными кольцами. Я сваливаю макулатуру, следом толстая девчонка подкидывает пару бревен. Никита щелкает зажигалкой, и спустя минуту полянка на вершине холма озаряется отсветами высокого пламени костра. Огонь на этих странных бетонных кольцах, среди ночных деревьев, на месте, где тысячу лет назад рождался город, заставляет думать о чем-то языческом, древнем, о какой-то темной дремучей жизни.
— На самом деле это типа скульптура, — говорит Никита. — Ее один наш чувак из академии сделал. Он то ли индуист, то ли буддист…
— Кришнаит, — добавляет толстая девочка.
— Они типа богов символизируют, эти кольца. Вишну, Шиву и Брахму или что-то типа того.
— Мне вариант с Жанной Агузаровой больше понравился, — говорю я, и мы снова смеемся.
Никита откупоривает бутылку вина, и мы пьем по очереди.
— Как вы нашли это место? — спрашиваю я.
— Нас Гурский как-то раз привел. Препод по живописи, — отвечает толстая девочка. — Он любитель бухнуть в живописных местах.
— Его случайно не Аркадий Иванович звать? — спрашиваю я, не надеясь на такое совпадение.
— Точно! — удивленно восклицает Никита. — Ты его знаешь?
— Он у нас в школе рисование ведет.
— Это в какой?
— В сто пятьдесят шестой. На Голосеевке.
— Он как раз там где-то живет, — смеется толстая девочка, застегивая доверху куртку: становится прохладно. — Постоянно нам чешет, как приятно утром пройтись по парку, посидеть у озера, уток покормить…
