Посох припечатался к лохматому затылку главаря с таким сухим тошнотворным треском, что, выронив кистень, разбойник плашмя рухнул на землю.
Его подручные на какое-то мгновение опешили, а Феофан, используя это кратковременное их замешательство, сам прыгнул вперед. Он взмахнул посохом, навстречу которому взметнулись блестящие лезвия топоров. а дальнейшего Санька уже не видела, потому как крепко зажмурила глаза.
Вся трясясь от страха и холода, с крепко зажмуренными глазами, она словно оцепенела. Может, надо было воспользоваться ситуацией и попытаться сбежать, вторично переплыв заводь, но вся одежда Саньки была на этом берегу, к тому же, она так продрогла, что вряд ли смогла бы сейчас проплыть хоть пару метров.
А жестокая схватка на берегу продолжалась, и до ушей Саньки то и дело доносились гулкие звуки ударов, разъяренное, почти нечеловеческое рычание сражающихся и время от времени болезненные вскрики. Потом все как-то разом смолкло и наступила тишина.
Некоторое время Санька неподвижно продолжала стоять по шею в воде с крепко зажмуренными глазами, потом все же открыла их.
И едва не закричала от радости. и не закричала потому лишь, что от лютого холода голос ей совершенно даже не повиновался.
На берегу одиноко стоял Феофан, а на песке, у самых его ног, лежало два неподвижных тела. Тело главаря, такое же неподвижное, располагалось чуть поодаль, на том самом месте, где и уложил его тяжелый посох монаха.
— Давай, вылезай! — буркнул Феофан, стараясь не смотреть в сторону Саньки. — Одевайся, я отвернусь пока...
Он и в самом деле отвернулся, когда Санька, синяя от холода, пулей вылетела из воды. Выбивая зубами дрожь, она принялась одеваться. впрочем, это оказалось не таким уж и простым делом, ибо продрогшие руки совершенно онемели и почти не повиновались хозяйке, да и одежда с трудом налезала на мокрое тело...
Одевшись, наконец, Санька натянула на ноги кроссовки (хорошо еще, что были они на липучках, а не на шнурках!) и подошла вплотную к Феофану.
— Я готова, — робко проговорила она, по-прежнему дрожа всем телом.
— Вот и хорошо! — сказал монах, наконец-таки поворачиваясь в сторону девушки. — Потому как уходить нам быстро надо!
— Куда? — почему-то поинтересовалась Санька, хоть ей это сейчас было совершенно безразлично.
— Подальше отсюда, — сказал Феофан. — Пока эти двое не очухались.
— Они живы? — почему-то обрадовалась Санька и даже сама удивилась своей радости.
— Не убивец я. — нехотя пробурчал Феофан, — хоть, может, и зря жизни им покинул, душегубам.
