- Здравствуй, Наташа, - первым поздоровался Корзун.
- Добрый вечер, Иван Валерьянович. Вы опять проверяли фельдшерско-акушерский пункт в Дворчанах и по пути заехали к нам?
- Нет, на этот раз никого не проверял, а прямо к вам.
- Ну что ж, вводите тогда свое транспортное средство во двор и будьте у нас гостем.
Марья Саввишна, мать Натальи, хлопотала у плиты, готовила к приходу дочери ужин. Заметив вошедшего Корзуна, она вытерла руки и сказала:
- Милости прошу к нашему шалашу: я пирогов покрошу и откушать попрошу.
- Спасибо, Марья Саввишна. Это мой табун в двадцать лошадиных сил, что стоит у вас во дворе, есть не просит, а я от чашки чаю не откажусь. Сказать по правде, малость продрог. Еду, значит, мимо вашего двора. Дай, думаю, к поречанам загляну. А тут и Наташа подходит. Зря вы ей только разрешаете в такую метель задерживаться на работе.
- Такая уж она у меня самостоятельная, даже не скажет, когда домой явится. Другой раз жду-жду, да так до утра и просижу. Тревожусь, уж не случилось чего.
- Мама, ну что у нас может случиться? Это же не город.
- Не город, а все-таки.
Наталья искоса поглядывала на Корзуна. Она никак не могла привыкнуть к его манере складывать губы в хоботок и вытягивать вперед. И еще дрожание пальцев, когда держит руку на весу. "Кур воровал", - говорят в народе. Иван Валерьянович, наверное, знал эту свою слабость и поэтому старался класть руки на какую-нибудь опору. Когда приходилось что-нибудь записывать, делал он это с нажимом на каждую букву. Стоило ему немного расслабиться, перейти на легкий размашистый почерк, как в линиях появлялись мелкие зазубринки: не письмо, а график сейсмических колебаний.
За столом разговор зашел о концерте, который недавно давали в Поречье медики районной больницы.
- У вас очень хороший мужской хор, - заметила Наталья. - Слушала бы и слушала "Ноченьку" Рубинштейна. А почему вы не участвуете в хоре? Я помню по горному Алтаю, вы неплохо поете.
- Мое пение слушать, конечно, можно, - ответил Корзун, - но я все-таки предпочитаю следовать обету молчания, который давал, когда произносил клятву Гиппократа.
Наталья ничего не ответила, и Корзун не мог понять, то ли она согласна, что при его положении негоже лезть на сцену, то ли молчаливо насмехается над цветистостью фразы. В действительности же Наталья думала совсем о другом. Интересно, как бы поступил Иван Валерьянович, окажись он на ее месте? Что ни говори, а опыт у него есть. И не просто опыт врача, а организатора здравоохранения.
