Покуривая на улице, присмотрелся к сложенным у крыльца доскам: завтра надо выстругать раму для кухонного окна. С тех пор как разбил раму, матеря злую судьбу жены, окно было заделано обрезками бруса.
В начале июня, когда Василий Игнатьевич копошился в теплице с огуречной рассадой, Клавдия принесла молоко в крынке и горячие пироги – капустный и куриный. Сунула любопытный нос в открытый курятник. Цокнула языком: жена бы тебя, Вася, не похвалила, что поел за зиму кур. Сказала, будто испекли пироги с Зоей специально для него – угостить свеженьким по старой дружбе.
Ну, спасибо… Василий Игнатьевич не хотел возобновлять «старую дружбу» и угощаться их пирогами не хотел. Но не станешь ведь отказываться и поворачивать женщину вспять. Не с праздными руками ушла, «отдарился» ведерком карасей.
В залив на протоке Василий Игнатьевич больше не ездил, перестал ловить на блесну. Ставил в озерах небольшую карасевую сеть – много ли одному надо.
Весло, случалось, цепляло утопленные браконьерские ряжи. Среди драных, вросших в тину, давно забытых кем-то попалась даже дорогая, уже никчемная финская трехстенка. Мелкая рыбешка сгнила, растворилась в воде, сильная рыба порвала ячеи с огромным, должно быть, мучением. И ушла…
Вытаскивая чужую испорченную снасть на берег, Василий Игнатьевич думал, что мальчишек надо растить в деревне. Пусть бы видели, как взрослеет вместе с ними все живое и как больно живому, если безотчетно, бессмысленно его губить. Горестно думал о людях, перепоясавших озеро тройным заслоном. Затруднили свободу водяным жителям, а снимали или не снимали улов – непонятно. Достать же сети вовсе поленились. Или побрезговали – в жаркий день запутавшаяся в ячеях рыба быстро тухнет. Таким богачам легче другие сети купить… Нехорошо это было, будто излишек денег дал людям право брать добычу даже не из жадности, а просто из удали. Будто они преступили черту, за которой человек ставит голый азарт превыше всего. И убивает сверх меры ради одного только удовольствия убивать…
Рыбой Василий Игнатьевич пробавлялся летом, к зиме надумал запастись утиным мясом, спустив тушки в погреб. Начнется охота, наставник покажет молодым класс настоящей стрельбы. «Учите матчасть», – как говорит Денис… Для них охота – развлечение, а старшие Тихонькие уважали охоту в первую очередь как промысел в подспорье к столу.
В ближнем леске Василий Игнатьевич испытал меткость ружья и зоркость глаз. По шишкам попадал с ходу, без промахов. Спуск на горизонталке был по-прежнему послушным, ничего не заедало, и резкость отличная, и кучность. Сбегал за отцовской тозовкой, в стволах которой виднелись мелкие, проеденные службой и временем каверны. Но и тозовка, с детства родная, оживающее в стрельбе человеческое продолжение, не подвела.
