– Ничего не понимаю, – мотала головой я, пытаясь собраться с мыслями. Ударная доза парацетамола поставила меня на ноги, и я хотела забросить себя как можно ближе к Провансу за то время, пока действует препарат. Вспомнив, в каком состоянии я была ночью, теперь боялась не успеть. Что, если меня накроет раньше и я усну в зале аэропорта, не доберусь до мамы вовремя? Эта мысль заставляла меня заледенеть, а руки – покрыться холодным потом.
– Она в больнице, и ей уже оказывают необходимое лечение. Нет никакого смысла вгонять себя в могилу, – Андре схватил меня, прервав мои хаотические и почти бессмысленные сборы, развернул к себе и заставил посмотреть в глаза. – Успокойся, мы все решим.
– Ты всерьез считаешь, что я не должна ехать? – спросила я так спокойно, как только могла, решив про себя, что его ответ станет решающим… для нас. Здесь и сейчас, стоя босиком на желтом паркете, с трудом натягивая дрожащими пальцами полосатую водолазку, – я знала, что буду делать дальше, независимо от Андре. Наши жизни в этот момент могли разойтись навсегда. Мама – самый важный человек для меня, и если я забыла об этом, пока лежала на мягких простынях и наслаждалась вседозволенностью теплых сумерек, то теперь все встало на свои места.
– Я считаю… – Андре замер, сканируя меня мечущимися медовыми глазами. Затем он озадаченно взлохматил свои темные волосы и склонил голову. – Я знаю, что ты поедешь. И не отпущу тебя одну.
– Я не настаиваю на этом, – пожала плечами я и продолжила битву с водолазкой. Руки были такими непослушными, словно я снова стала маленьким ребенком. В детском саду я одевалась и раздевалась дольше всех – это мне рассказывала Шурочка. Мама редко забирала меня из садика. Она была звездой, нашим персональным солнцем, вокруг которого мы все вращались, притянутые и согретые ее теплом, силой и талантом. Ничто не могло изменить к ней моего отношения – ни ее истерики, ни непоследовательность, ни то, что она оставляла меня ради очередных съемок на недели, а то и на месяцы. Мы привыкли к этому. Такова траектория звезды на небесном своде…
А теперь мама в больничной палате, в коме. Это звучало странно и походило на небылицу. Она всегда была несгибаемой, все решала сама. Диабет. Чужое, колючее слово. Как это могло произойти с ней?
– Быстрее всего будет поехать на поезде, – сказал Андре, и на сей раз его интонация была деловой, а сам он – собранным и решительным. Я кивнула, застегивая джинсы.
