Клава посматривала снизу на Ваську, на Снарского. Потом взглянула на фанеру и чуть слышно стукнула карандашом по белым зубкам. У фанеры стоял Залетов. Прокопий Фомич из-под руки косо смотрел на него: интересно все-таки, как повернулся сегодня характер у этого всегда занятого студента, у инженера без пяти минут!
А Павел спокойно раздвинул линейку и написал — 118 — то же, что и вчера.
— Павлушка верен себе, — сказал Снарский, светлея. — Ни гром ему, ни гроза. Хорошо тянет. Ровно.
Он снова почувствовал неприятную тишину и удивленно посмотрел на взрывников. Сзади него стояла Настя и чуть заметно качала головой, словно отвечая своим мыслям.
Утром опять заходил пол в землянке, загрохотали горы и острый фруктовый запах взорванного мелинита потянулся над камнями. Прокопий Фомич натянул ватные штаны. Настя обвязала его грудь платком и помогла надеть телогрейку. Он нахлобучил ушанку, похлопал рукавицами и поднялся наверх. Ах, какое утро, какое яркое горное утро ослепило его! Хрустя снежком, он даже пробежался по траншее, прорытой в снегу. Вышел к скалам и увидел облака прозрачного зеленоватого дыма. Ветер рассовывал их по впадинам и щелям. «Бах! Бах!» — раздалось слева, и бригадир сразу понял: палят Гришука с Мусакеевым.
Потом и справа вдалеке стрельнули вверх две грязно-коричневые пыльные струи и еще три, и пять — они приближались, словно это гигант переставлял свои высокие дымные ноги. И с запозданием донесли тяжелые удары его шагов.
Великан сделал пятнадцать шагов, положенных ему по правилам техники безопасности, и продолжал переставлять свои прямые ноги, точно вышел из повиновения. Все ущелье загрохотало, все камни были разбужены и отвечали тревожными отрывистыми щелчками на громовые разряды мелинита. «Семнадцать, девятнадцать…» — считал Снарский и вдруг затоптался на краю скалы, полез вниз.
— Я тебе сейчас пропишу, — гудел он в усы, досадливо крякая, и продолжал считать: — Двадцать четыре, двадцать пять… Да ты с ума спятил!
Он побежал по щебню, ударяясь об острые края гранитных глыб. Далеко впереди него вырос последний дымный столб и заклубился, рассеиваясь. Стрельба отступила за горы, постепенно угасая.
— Я накину на тебя вожжу!.. — Прокопий Фомич замедлил шаг. Множество зеленых искр внезапно закружилось вокруг него, и он поднял руку, чтобы разогнать их. — Я пособью с тебя форс! Тридцать зарядов! Ах, чурка бессовестный!
Яркий красный флажок трепетал впереди над камнями, и Снарский остановился.
