Из-за границы были выписаны книги. Купеческая дочь усиленно изучала геральдику. Ей помогал в этом бывший трагик губернского театра, с которым она в скором времени сбежала, догадавшись, должно быть, что отец может выстроить ей замок, но актера в этот замок не пустит…
После бегства дочери старик Черкизов слегка тронулся умом. Он сам прочитал все выписанные книги, а затем спешно уехал в Германию, где его в скором времени определили в сумасшедший дом при попытке вытащить из музея бронзовую пушку. Там он через полгода и умер.
Замок между тем стал уже частью Лидинска, и когда дочка, вернувшись в город, объявила, что намерена продать его на слом — камень там был отменный — именитые граждане города откупили у нее замок и торжественно передали соседнему монастырю, влачившему жалкое существование.
Долгое время жизнь за каменными стенами текла неторопливо и размеренно, пока не подошла осень семнадцатого года…
Все дальнейшие события можно излагать уже вполне достоверно, что называется, из первых рук. Варг сам слышал рассказ детдомовского кучера Касьяна, служившего до этого в монастыре. Касьян, делая округлые глаза, представлял, как удивились тихие монахи, в какой ужас они пришли, когда брат Алексий, снискавший уважение своим трудолюбием и послушанием, надел на пояс деревянный маузер и вместе с рабочими железнодорожных мастерских стал наводить в городе революционный порядок.
— Чистое, я вам доложу, приключение, — говорил Касьян. — Павел Петрович Строганов — вот он сейчас, гляньте на него — интеллигентный человек, в пиджачной паре, а тогда — тельняшка на нем, бушлат, бомбы висят… Из тюрьмы сбежал — и в монастырь. Кто искать будет? Вот такой, понимаешь, оборот судьбы…
Дальнейший «оборот судьбы» был еще более неожиданным. После гражданской войны, когда о бравом моряке начали уже забывать, он вернулся в Лидинск с оравой малолетних бродяг, коих насобирал по чердакам и подвалам, и поселился с ними в опустевшем замке. Черкизовка стала сперва трудовой колонией, а затем ее перевели в ранг обыкновенного детского дома.
Варг попал в Черкизовку прямо из больницы, намаявшись перед этим по вокзалам и рынкам, где сшибал на пропитание, и Строганов стал для него олицетворением всего самого справедливого, доброго и надежного. Сейчас, уже с высоты своего возраста, Варг понимал, что о педагогических доктринах Строганов имел весьма общее представление, больше надеялся на свой здравый смысл и на крепкие ребячьи души.
