Он сел так, чтобы нас видеть.
— Не смотри на него зверским взглядом! — сказала Дашка. — Это старый знакомый.
— И его слюни ты терпела?
— Ну зачем ты?.. Каждый зарабатывает, как может.
— Кажется, ты не голодала.
— А ты что, с голодухи грабежами занимаешься?
— Сказки! Выдумываешь какие-то грабежи, да еще голос повышаешь. Услышит кто-нибудь — и поверит, чего доброго.
— Послушай-ка, Жора. Не колышут меня ни твои запугивания, ни приказ твоего приятеля задушить меня…
— Тогда иди в милицию!
— Почему бы и нет?
Дашка дерзко смотрела на меня широко открытыми глазами. В Софии она выглядела такой невинной девчонкой, такой пацанкой. А оказалось — оса, и глаза у нее — как осиные жала. Терпеть не могу, когда такие глаза целятся в меня, словно дула охотничьего ружья. Нервы барахлят. Она действительно может пойти в милицию. Проблема в том, докуда после сеть раскинут. Так и до меня доберутся. Сколько ни хитри, следователи поймут, зачем я сюда с этой девицей приехал. Нет, пора вылезать из чужой истории, пора действовать. Завтра пройдемся по бережку моря…
Мы закончили ужин. Не о чем было говорить. Не на что было смотреть в этом пустом ресторанном зале.
Я оплатил счет, и мы пошли к лифту. Дашка остановилась.
— Ты куда?
— Проводить тебя.
— Я не заблужусь. Найду дорогу.
Голос у нее был таким, что спорить не стоило.
Я пожелал ей спокойной ночи и не стал ждать, пока она войдет в лифт. Черт с тобой, думаю. Катись к своему белобрысому иностранцу, мне все едино. Получи свой доллар и успокой свои нервишки.
У выхода я обратил внимание, что на смену заступил другой портье. Он так и впился в меня взглядом, а потом засмеялся, и только тогда я его узнал — Зануда. Мой ровесник. Вышел из тюрьмы полгода назад.
— Жора, друг! Что ты здесь делаешь-то?
— Трачу деньги, заработанные там.
— Ты с женщиной?
— Знакомая. Как видишь, оставила меня на мели. А ты?
— Вкалываю вот. Не могу пока вернуться на свою работу. Год не имею права быть подотчетным лицом.
— Ну и как тут?
— Иногда дают чаевые. Стотинками.
— А презренные доллары?
— Не беру. Очень строго.
— Выпьем по рюмке?
— Я на работе.
— Никого нет поблизости.
— Нельзя, Жора.
— Ты, пожалуй, станешь ударником.
— Не до того. Хочу быть чистым перед самим собой.
Что ж, если его устраивают стотинки, пусть сидит. Подняв два пальца к виску, я пожелал ему спокойной ночи. Его ночь, наверное, будет легкой, моя — едва ли.
Что ж с ней делать-то, со шлюхой этой, думал я, возвращаясь домой.
