Мои розы — не для такой женщины. Они — для девочки.
Девочек я увидел на перекрестке. Трех. Еще издали можно было понять, что они подруги. Выкурят по сигарете, обменяются сплетнями. Они были так увлечены, что из сумки у каждой можно было вытащить даже перламутровую пуговку, оторвавшуюся от самого красивого платья, что висит на плечиках в шкафу.
Я подошел и с поклоном преподнес им цветы.
— Красивым сударыням — красивые цветы и по целому вагону счастья!
— А по какому случаю? — спросила первая, которой я подал розы.
— Наверное, он выиграл в спортлото, — предположила вторая, пряча в розах лицо.
— Или урвал квартиру по государственной лотерее!
— Не угадали, красавицы.
— Тогда сами скажите, — настаивала первая.
— Я счастлив от мыслей о хорошей перспективе…
Они переглянулись.
— Вы перешли на новое место работы? С высокой зарплатой, служебной машиной и секретаршей?
— Нет. Перспективная трудовая деятельность в среде рабочего класса.
Болтая и задерживая их взгляды на себе, я залез в сумку девушки, которая держала розы перед лицом, и вытащил маленькое портмоне.
— Возьмите, пожалуйста. В следующий раз не бросайте его на улице.
Девушка засуетилась, осмотрела тротуар — испугалась, что выронила еще что-нибудь.
— Но как… ведь оно было в сумке!
Я козырнул двумя пальцами — отмахнул до переносицы, как я умею это делать, — и отошел, представляя себе, как милашки поднимают брови, сжав губки и разводя руками:
— Ну и фокусник! Верно, из цирка.
— Какой еще цирк? Обыкновенный карманник. А ну-ка, проверьте внимательно свои сумки.
— Вы обратили внимание, как смотрит? Сам улыбается, а сам будто раздевает тебя догола.
А почему бы мне вас и не раздеть, милые девушки? Три года раздевал только во сне. Пришло время эти сны забывать.
4
Остановился около парикмахерской, потрогал свои усы, отошел. Миновал вторую. В третью вошел. Что бог ни делает, все к лучшему. Похоже, у Тоди голова варит…
Не хотелось возвращаться домой, и я решил побродить по улицам, на мир поглядеть. Пошатался малость, зашел в кафе, где, сказал Тоди, можно его застать.
Потолкавшись в курилке, где и стула свободного не было видно в дыму, пробрался в зал, огляделся внимательно: вокруг — преимущественно молодежь с физиономиями интеллектуалов. Все одинаково бледнолицые, будто долго света не видели. Монашеские физиономии. Много бородатых и длинноволосых вылупилось за последние три года. Ни одного знакомого. А разговоры-то, разговоры: оркестры, певицы, артисты, спектакли, ревю, фестивали, романы, мастерские, сценарии… Фу-ты ну-ты!
