За одним столиком увидел знакомую физиономию — надо же, милашка, которая навещала меня в тюрьме. Зовут Рени, если это действительно ее имя. Похоже, ждала кого-то. Может быть, тоже Тоди? В рюмке у девицы оставался глоток «Плиски», и Рени задумчиво рассматривала его. Кто знает, что она там видела. Если судить по лицу, картинки были не слишком розовые. Изменилась девочка с тех пор, как приходила в тюрьму: личико вытянулось, озабоченное какое-то, морщинки наметились, которых я раньше не замечал. Тогда она так улыбалась! Улыбки так и летали сквозь проволочную сетку в комнате свиданий, и мои губы тоже растягивались до ушей. Я таращился на нее, точно сопляк на витрину кондитерской…
Я остановился возле ее стола, и только тогда Рени подняла голову. Узнав, улыбнулась мне через силу, но тут же снова устремила взгляд на то, что ей виделось в недопитом глотке «Плиски».
— Здравствуй, — сказал я. — Можно мне присесть?
— Пожалуйста. Поздравляю с освобождением. Так ты хотел?
— Как скажешь, лишь бы от сердца.
— А ты сомневаешься?
— Нисколько. Прежде всего: спасибо тебе за то, что приносила маме… старые долги моих приятелей.
Ее лицо вдруг засияло. Оно стало таким, каким я его помнил: брови слегка поднялись, темные глаза по-детски заблестели, губы раскрылись. В эту минуту она была просто красавицей. Захотелось наклониться и поцеловать ее. Вот так, подумал я, телячьи нежности. Насмехался над собой, а нежность не проходила, и я погладил руку девушки.
— Я видел Тоди, он мне все объяснил.
— Я ему оказывала кое-какие мелкие услуги.
— Услуги? А я за это время привык к тебе.
— В каком смысле?
— В таком… Ты стоишь перед глазами и во сне и наяву, — проговорил я слова из какой-то забытой песенки.
— Кончай трепаться.
— Я не треплюсь. Ты мне в сердце запала. И если кто станет к тебе подкатываться, не знаю, что я сделаю…
— Ты смотри!.. Ну ладно, всякая шутка имеет границы.
— Давай гульнем разок, — просил я не слушая. — Чтобы запомнить нашу встречу. Здесь или где пожелаешь, в самом дорогом заведении. У того, кто три года прожил в тюрьме, работая, как самый что ни на есть трудовой элемент, кошелек набит деньгами. Они жгут мне ладони…
— Отнеси их матери.
— В первый же день я отдал ей часть — боязно стало, что пущу все на ветер. Она их положила на книжку. Ну давай, говори, где? В самом дорогом заведении! Не обижай меня.
— Не сейчас. Я жду приятельницу.
— Если это приятель, я его выставлю.
— Начнете драку, ножи пустите в ход — и снова тебя пошлют туда, откуда явился.
