Дверь приоткрылась, Лёка, сунув голову, протараторил:
– Пап, мне на проявку бы, а? Хочется побыстрей напечатать. Где у тебя взять?
– В прихожей, в плаще поищи, – не оборачиваясь, отозвался Моисей.
– Угу, – буркнул сын и исчез.
Следом за ним в дверном проёме возникла тёща и тоже справилась, уже о своём:
– Там Веруня фаршу свежего принесла, с охлаждёнки, с говяжьей. Так на сегодня котлет нажарить вам или до завтра подержать? Ты как, Моисей?
– Мне всё равно, – снова не обернувшись, через полусжатые губы бормотнул Дворкин, – хоть сейчас, хоть никогда.
– Чегой-то так, – насторожилась тёща, – на работе, что ли, чего?
– Дверь, пожалуйста, закройте, Анастасия Григорьевна, – отчётливо произнёс он, стараясь унять подступающее раздражение, – я вам уже ответил. И дайте мне работать.
Та, полная недоумения, исчезла.
«Одиночество… – вдруг подумалось ему. – Я понял… это же так просто… Это когда снаружи больней и гаже, чем внутри… Главное, научиться не получать от этого удовольствия, иначе – труба, увязнешь и начнёшь казниться, даже не успев осознать причин… Говорят, всякий, кто любит одиночество, или Бог, или дикий зверь. Кто же я в таком случае? – продолжал размышлять Моисей, уткнувшись глазами в исписанный вдовой листок. – На Бога явно не тяну, да и звериного за собой не замечал. Может, просто неудачник? Заурядный мудель, продавщицын муж, возомнивший о себе невесть чего? И может, они верно мне метку эту кинули, чтобы знал место и перестал быть клиническим идиотом?»
Надо было дочитывать, но что-то удерживало его, не хотелось расставаться с так поразившим его началом рукописного текста, но в то же время не желал он и столкнуться с любым непредсказуемым финалом. Чувство было сильным, очень. Подобное волнение он испытал разве что, когда ему намекнули, что он, гвардии капитан Дворкин, только что поимел невинную девушку. И ещё – когда та, под страхом смерти, обесчещенная им, удаляясь, выкрикивала проклятия. Которые, как выяснилось уже потом, вполне работают.
Он снова опустил глаза в бумажный листок:
«…Сначала в госпитале находился, под круглосуточной капельницей. Не помогало, не отпускал паралич: сковал так, сильней чего не бывает, поначалу одни лишь зрачки оставил и левую сторону губ. Остальное тоже, думаю, понимаете – трубка в мочеточник, глюкоза в вену, судно – неотъёмно, простите уж за такую непривлекательную подробность. Но это важно для понимания вещей. Тоже простите, но не сказать не могла.
