– А Надя?
– Какая Надя? Ах, та… Далась она тебе. Надя еще летом приезжала. Муха звонила, звала меня. Я не пошла. Что я ей скажу? – виновато развел руками Папочка. – Ни к чему это.
Этой ночью Ия вновь заснула на спине.
* * *
С того дня в их мирок вошла Татьяна Пантелеева, которую никогда не величали по имени, по фамилии звали редко, а отчества никто не знал. Разве что отделы кадров многочисленных работ, которые она меняла как перчатки.
Работать Понтий любила. Она была первоклассным поваром. Ее быстро повышали до общего руководства кухней, но потом начинали замечать, как быстро исчезают продукты.
Замечали, конечно, не сразу, да и, заметив, поначалу не обращали внимания. Работать на кухне и не накормить при этом своих близких, далеких и соседей может только ленивый, эгоистичный, словом, потерянный для общества человек. Человек ответственный и отзывчивый всегда несет с работы полные сумки.
Ответственность и отзывчивость Понтия не знала границ. Она была несуном в полном смысле слова. Даже когда все были накормлены, в холодильнике не оставалось и сантиметра свободного пространства, а закрома ломились от снеди, Понтий не могла не экономить на порциях посетителей. Патологически не могла.
Когда количество унесенного домой в очередной раз превышало количество съеденного гостями заведения за день, ее увольняли. Отдохнув пару дней, она устраивалась на новую работу. В Петербурге много едален, и хорошие повара всегда в цене.
На этот раз Понтий работала в кафе неподалеку от дома и звонила им с утра:
– Куриные грудочки для Нормы, вам – свининку или говядинку?
– И то и другое. Мы вечером заберем, – говорил Папочка.
– Вечером балычок будет или кореечка. Ко мне племянники подъедут, но и вам останется.
На дворе стоял 1999 год. Балычок был кстати.
Тяжелые времена наступали, когда Понтий устраивалась в вегетарианские кафе, которые начали появляться в городе. Она их не жаловала, но работа есть работа.
Все близкие, дальние и соседи Понтия садились на диету, жевали капусту, хрустели морковкой и с нетерпением ожидали, когда она вылетит и с этого места. Руководство заведений с вегетарианской кухней оказывалось таким же квелым, как и их меню, и долго не могло сообразить, куда деваются превосходные белые кочаны из Голландии. Тогда окружению Понтия приходилось хрустеть с удвоенной скоростью, чтобы приблизить конец вынужденного поста.
В редкие выходные Понтий пекла пирожки с мясом или с капустой и ходила по гостям. Из гостей она тоже несла, ибо не нести не могла. Уносить принесенное собой было бы странно, поэтому несла она то единственное, что не приносила, – спиртное. С уходом Понтия со стола исчезали початые бутылки, в которых оставалась хоть маковая росинка. Целые бутылки не исчезали, потому что, пока они были целы, Понтий не уходила.
