На следующий день Ия поехала из университета не домой, а неизвестно куда. Села в трамвай. Когда тот уперся в конечную остановку возле трамвайного парка, пересела в другой. Потом в третий.
Осенью Петербург похож на Лиепаю – город, где рождается ветер. Может, оттого и дышалось Ие так легко в этом климате, что оба города – при Балтике.
Храм Спаса-на-Крови, этот пряничный домик, – как Свято-Николаевский морской собор, возле которого они всегда гуляли с бабушкой. Ровный серый свет и невидимая, но хорошо ощутимая щеками мокрая взвесь в воздухе между небом и землей.
Но есть и какая-то отдельно существующая только в Петербурге, окутывающая его субстанция. Если дать волю фантазии, может, и мыслящая. Восставшая из древних чудских болот или спустившаяся на салазках балтийского ветра с неба.
Она ехала и смотрела в окно, и было очень печально, тревожно и хорошо, потому что осень в Петербурге не просто прекрасна, она родственна душе, как знакомая с детства колыбельная. В первом куплете усыпляет, убаюкивает большой город листопадом желтых кленовых листьев. Тех, кто не поддался очарованию сентябрьского золота, вводит в транс сезоном моросящих дождей. Укрывает ватным одеялом низких неподвижных облаков. Поет о чем-то грустном, понятном без слов.
Приезд Нади совпал со вторым куплетом осени. Капли дождя бороздками стекали по стеклу. Ие казалось, что проплывающий мимо город плачет вместе с ней.
Накануне вечером она начала собирать вещи и тогда же поняла, что весь год она жила под дамокловым мечом Надиного приезда. Весь год она чувствовала вину перед ней, хоть сама себе в этом не признавалась. И все же жаль, что кончился этот год.
Четвертый трамвай под номером «36» привез Ию на очередную конечную остановку. Она вынырнула из своих мыслей, огляделась по сторонам и поняла, что заехала далеко: в поселок Стрельна.
В отличие от других пригородов сюда до сих пор ходил трамвай, а сама ветка была наследницей легендарной «Оранэлы» – Ораниенбаумской электрической линии, с размахом построенной еще в царские времена.
При советской власти все оборудование электростанции в Ораниенбауме отправили для обслуживания уральских рудников. Рельсы и шпалы разобрали. Правда, четвертину дороги все же оставили, аккурат до Стрельны.
Ия вышла на улицу. Дождь закончился. Темнело по-осеннему быстро. Будто натягиваешь на глаза то самое ватное одеяло, которое днем устилает небо.
Что тут делать, было непонятно. У единственного продуктового ларька стояла женщина с авоськой. За женщиной стояла собака с впалыми боками. Женщина склонила голову к окошку ларька и громко объясняла, что надо достать макароны не ракушки, а спиральки. Собака сунула морду в авоську и тихо тащила из лежащего на верху бумажного кулька три розовые сардельки. Осторожно, но настойчиво, как опытный минер при обезвреживании взрывного устройства.
