— Послушай, Фил, — вмешалась молчавшая до этого Долорес. — Мне вдруг подумалось… Помнишь профессора, который преподавал у нас в колледже? Майкла Томаса?
Крамер кивнул.
— Интересно, жив он еще? — Долорес наморщила лоб. — Хотя в таком случае ему уже лет сто, не меньше.
— К чему вы клоните? — спросил Гросс.
— Просто подумала: а что, если старик, которому недолго осталось, но сохранивший ясность рассудка…
— Профессор Томас. — Крамер потер подбородок. — Умен был старик, тут ты права… Но ему уже тогда было за семьдесят. Вряд ли он еще жив.
— Это легко проверить, — заметил Гросс. — Пошлю рутинный запрос.
— Ну как, Фил? — спросила Долорес. — Нравится тебе моя идея? Если на свете и есть человек, способный перехитрить этих тварей…
— Нет. Не нравится! — отрезал Крамер. В памяти всплыл образ — старик с ясными, добрыми глазами сидит за кафедрой. Вот он обводит взглядом аудиторию, подается вперед, поднимает худую руку… — Не втягивай его в это дело.
— А в чем загвоздка-то? — В глазах полковника блеснуло любопытство.
— Во мне, — усмехнулась Долорес. — Это ведь я предложила.
— Не в этом дело, — покачал головой Крамер. — Просто я как-то не думал, что человек, которого я знаю, который многому меня научил… Я прекрасно его помню. Старик был незаурядной личностью.
— Вот и прекрасно, — сказал Гросс. — Такой-то нам и нужен.
— Нет. Мы ведь просим его отдать свою жизнь! И думать забудь.
— Мы на войне, — возразил Гросс, — и, повторяя твои же слова, должны отбросить все личное. Наверняка он вызовется сам; от этого и будем плясать.
— Может, он уже умер, — тихо добавила Долорес.
— А вот это мы скоро выясним, — пообещал Гросс и решительно прибавил газ.
Остаток пути прошел в молчании.
Прежде чем позвонить, они долго разглядывали увитый плющом домик в глубине сада, под сенью исполинского дуба. В сонном городке было тихо, и только изредка с далекого шоссе доносился звук проезжающей мимо машины.
— Вот здесь он и живет, — сказал Гросс. И, скрестив руки, добавил: — Чудной домишко.
Крамер промолчал. Чуть поодаль с профессионально-невозмутимым видом ждали двое в серо-голубой форме.
Гросс двинулся к воротам.
— Пошли. По нашим сведениям, он жив, но очень плох. Из дому почти не выходит, обо всех его нуждах заботится одна женщина. Однако из ума он не выжил. Так мне, по крайней мере, докладывали.
Мощеная дорожка привела их к крыльцу. Гросс позвонил. Тишина. Наконец послышались неторопливые шаги, дверь открылась. На пороге стояла пожилая, закутанная в старенькую шаль женщина и холодно рассматривала незнакомцев.
