— Не нужно… В другой раз… Только не завтра, только не завтра… А то я завтра совсем не приду…
Легкая дрожь ее длинных пальцев в его руке, мечтательный взгляд темно-карих глаз под изогнутыми ресницами, тихий приглушенный голос, которым она это проговорила, выдавали, что завтрашний день пройдет у нее в подготовке к встрече с его родными, и как бы долго ни длился день, ей времени все равно не хватит. Думая теперь об этом, она повторила:
— Я завтра не приду. — И так как Алик не ответил, сказала еще тише: — Если хочешь, чтобы я пришла…
— Я должен сделать вид, что пригласил тебя как одноклассницу?.. Да? — и словно забыв, что они не одни, Алик опустил голову на ее плечо и пересохшими губами прикоснулся к чуть открытой шее Шевы.
Вдруг она выдернула руку, Алик, еще не успев расслышать, что Шева шепнула ему на ухо, увидел рослого парня в коротком клетчатом пальто и зеленой шляпе, стоявшего возле женщины средних лет. Женщина была так углублена в чтение книги, что не заметила, как этот элегантно одетый парень засунул руку в раскрытую сумочку, легко качавшуюся на ее руке. Алик отвернулся лицом к окну.
— Видел? — едва переведя дыхание, спрашивает Шева и чуть ли не до крови впивается острыми ногтями в его руку.
— Ш-ш-ш… Тише, — шепчет Алик почти сомкнутыми губами и ближе придвигается к ней.
— Ты видел? — громче повторяет Шева.
— Тише… Хочешь, чтобы…
— Пусти меня! — Шева стремительно срывается с места. Ее посиневшие губы напряжены, между ними узкой полоской сверкают белые зубы. Она отбрасывает от себя протянутую руку Алика и выкрикивает: — Пропусти меня!
— Ты никуда не пойдешь!
— Пропусти! Трус!
Стройная, гибкая, с поднятой головой, она уверенным шагом подходит к парню в клетчатом пальто. Глядя ему прямо в глаза и чеканя каждое слово, Шева произносит:
— Сию минуту, слышите, сию же минуту верните женщине все, что вы вынули из сумочки. Ясно?
В троллейбусе становится так тихо, что отчетливо слышно шуршание колес по асфальту.
— Я к вам обращаюсь, — повторяет Шева чуть громче и строже, — слышите?
— Мне жаль ваших дивных, прекрасных глаз, барышня, — слышит Алик приглушенный хриплый голос, — но раз вы сами их не цените, почему я должен их ценить? Они вам, видно, ни к чему… Так, что ли, барышня?
От негромкого крика Шевы, от поднимающегося в троллейбусе шума и толкотни у Алика непроизвольно закрываются глаза и голова уходит в плечи. Ему чудится, что все в троллейбусе смотрят теперь на него.
— Позор, позор! — кричит кто-то на задних сиденьях. — Троллейбус полон людей, и все испугались одного выродка.
