Земля между стежками никого не интересовала. За исключением той, где стояли цитадели, но их не найдешь ни на одной карте. Поселки отшельников, оторванных от мира людей и запертых в глуши, были столь редки, что не представляли никакой ценности. Ни ресурсов, ни переходов, ни мало-мальски достойной нечисти. Туда уходили те, у кого ничего не было и ничего не будет. Такие создания не нужны даже самим себе, что уж говорить о демонах. Белое пространство ничейных земель существовало, но не играло роли в вечном противостоянии пределов и их хозяев. Естественно, до тех пор, пока там, повинуясь капризу мира, не проходила игла высших, соединяя два мира и образовывая переход. Тогда нечисть задергается, забегает, стараясь прибрать к рукам новую дорогу.
Здесь, наверху, картину мира расчерчивали вспаханные под зиму поля, нескошенные и пожелтевшие квадраты лугов и полосатые проплешины просек в лесах и рощах. Люди жили и работали, ехали на соседних сиденьях, смотрели в окна и не видели, как глубок на самом деле мир.
В большинстве своем те, кто окружает нас, невнимательны, они заняты своими проблемами и не видят, что у малыша, выглядывающего из яркого конверта, сменившего потрепанный рюкзак, слишком темная и неровная кожа, прижатые к голове ушки пытаются шевелиться даже под шапочкой, а варежки уже надорваны изнутри острыми коготками.
Нам везло, пока какой-то матроне не пришло в голову посюсюкать с Невером. Змееныш единственный, в силу возраста, не умел маскироваться.
В автобус женщина вошла на какой-то забытой богом и людьми остановке, купила билет и пошла в салон, таща за руку сонную девчушку лет четырех. Рейтузы на коленках девочки вытянулись еще в прошлую эпоху, великоватые ботинки раньше принадлежали мальчику, а желтый дождевик совсем не защищал от влаги. Чужие дети мамашу интересовали больше, чем собственная. До свободных мест в конце салона они не дошли, женщина притормозила рядом со мной и, вытянув шею, попыталась заглянуть в конверт. Я едва не застонала, так как, лежи змееныш у Пашки, сидевшей ближе к окну, ничего бы не произошло. Но как раз минуту назад она передала Невера мне.
Девочка заныла, дергая мать за руку. Та даже не повернула головы.
— Ути какой! — женщина скривилась в гримасе, которая должна была изображать улыбку и сунула палец в конверт.
Думаю, Пашка могла бы ей помешать. Я не успела, у меня была рабочей только одна рука, и ею я придерживала змееныша. Невер справился сам. Он ее тяпнул.
