И в у ш к и н. Для тебя-то?
Л ю б а ш а. Милый, соколик мой залетный…
И в у ш к и н. Именно, что залетный…
Л ю б а ш а. Гаврюша, да мне не нужно ничего, у нас все есть, богатые мы, самые богатые здесь в округе! Вон, смотри туда — там наши земли. Выпасы для овец, под посевами у нас почти пятьсот десятин, скот, машины… А живем мы на отлете, семь верст от села, это тоже хорошо. Побывал бы на заимке у нас… А? И отец порадуется. Он-то, конечно, и от тебя свою выгоду ищет. Проговорился намедни: «Гаврюшку бы такого в наш дом, механик он, говорят, золотой, питерские руки, к машинам бы нашим…»
И в у ш к и н. А папаша твой умен.
Л ю б а ш а (наивно). Как змий!
И в у ш к и н. Ушла бы ты из дому ко мне?
Л ю б а ш а. Да хоть сейчас!
И в у ш к и н (горячо обнимает Любашу). Вот и не возвращайся.
Л ю б а ш а. А куда — к тебе?
И в у ш к и н. Я у бабки Матанечки квартирую. И двоим места хватит.
Л ю б а ш а. Это насовсем? Так у нас же лучше! Половину дома займем. Ты сообрази: ежели я уйду, отец мне ничегошеньки не выделит, все братьям моим отпишет. А как же мы без ничего?
И в у ш к и н. В коммуне будем!
Л ю б а ш а. В коммуне? Что ты, Гаврюша… Эти твои хлеба и розы… в книгах, может, хороши, а здесь… Не будешь другим горло рвать — тебе перервут! Дикая степь.
И в у ш к и н. Почти вся земля — такая дикая степь… Вот мы и хотим ее переделать. Чтоб люди не горло друг другу рвали, а улыбались бы от чистого сердца. Ты подумай, как это здорово… Идут люди, скажем, по улице. Идут и улыбаются один другому. Просто так, от любви, хоть и незнакомые…
Л ю б а ш а. Чудак! Все вы такие или только ты? Да как же я буду улыбаться хотя бы той же тетке Матанечке, когда она каждую весну в ногах у моего батьки валяется — хлеба для детей просит!
И в у ш к и н. Будет у тетки Матанечки хлеб… И розы будут цвести под ее окошком, черт побери!
Л ю б а ш а. Погодь, молчи! Розы любишь? Посадим! Оранжерею заведем под стеклом разноцветным.
И в у ш к и н. В душе, а не под стеклом розы должны цвести.
Л ю б а ш а. Это в чьей же душе? Уж не у тетки ль Матанечки? Когда ж они там вырастут! Когда из могилки прорастут?!
И в у ш к и н. Нет, раньше! Когда она в ногах у твоего батьки перестанет валяться — хлеба просить. Когда она спину выпрямит, слезы осушит…
Л ю б а ш а. Чего шумишь-то? Кто в побасенки такие верит?
И в у ш к и н. В эту минуту чужая ты мне… до ненависти.
Л ю б а ш а (ласкаясь к Ивушкину). За что? За что?
И в у ш к и н. Эх, дикая степь…
