Они прокрались на кухню. На улице уже светало.
— Что тебе снилось? — спросила Лейла.
— Такая мерзость, что лучше не рассказывать. А ты вообще спала?
— Я все время думаю про Змеюку. А вдруг она лежит там в обмороке.
— Хочешь, пойдем посмотрим, — предложила Элиф.
На улице было прохладно; ласковый ветерок дул им в лицо. Пахло сиренью, невинностью и чистой надеждой.
— Мне плохо, голова раскалывается, — сказала Элиф. — А вдруг она до сих пор там и сейчас не спит?
На детской площадке, окруженной живой изгородью из колючих кустов шиповника, было тихо и пустынно. Был ли там кто-то?
Нет, в домике зияла пустота. На стене светились те же самые неразбочивые граффити. На песке в песочнице было полно следов, как будто старуха плясала там в своих золотых туфлях. Несколько темных пятен крови осталось на деревяшке песочницы. На ветке повис маленький кусочек оловянной фольги.
Элиф легла на деревянную скамейку.
— Мне так хреново, — снова сказала она. — Я чуть-чуть полежу. — Она закрыла глаза.
Лейла на осмелилась возразить. Она посмотрела на домик. Его пустота манила, как открытый колодец. Она не могла ничего с собой поделать и проползла вовнутрь. Там было прохладно и сыро, от песка веяло ледяной старостью. Там тоже валялся обрывок фольги. Мелкая монетка за переправу. Ей не хотелось прикасаться к ней.
Лейла съежилась в комочек. В окошко было видно, как утренние лучи высвечивают в песочнице утоптанный песок. Птицы чирикали все усерднее, словно их щебет был неотделим от нарастающего света. Свет был по-детски свежим, будто полагал, что может все отмыть, излечить все своим целительным бальзамом.
Лейла прошептала:
— Защити меня, Господи Иисусе, от змеиного укуса.
Она почувствовала, как голову облегает бабкина шапка.
Она вздрогнула, сжала руки и про себя взмолилась: «Боже милостивый, только бы она на нас не сердилась, только бы она не пострадала из-за нас».
Тишина, и больше ничего. Сырость и прохлада песка просочились сквозь легинсы. Здесь она и будет сидеть. Вход охраняет призрак. Время остановилось.
Внезапно снаружи послышались звуки, неразборчивое бормотание, какое-то заклинание. Поначалу она не поняла, откуда они доносятся. Вся дрожа, она выглянула из домика.
Элиф спала на скамейке, голый живот выглядывал из-под коротенькой кофточки. Ее ботинки на платформе, как якоря, погрузились в песок, рука свисала вниз. Она разговаривала во сне на своем родном языке. Нахмурив брови, она повторяла одно и то же.
