Над селением зизов поднимались белые столбы дыма от костров.
Сразу за висячим мостом, пересекавшим речку, навстречу трем чужакам выскочила целая стая детишек. Разного роста и возраста. Одни без одежды вовсе, другие в чем-то вроде маленьких набедренных повязок, третьи в почти нормальной одежде… вернее, надевши лишь отдельные ее предметы вроде коротеньких штанишек. Общей у этого сборища мелюзги была только худоба — правда, не столь жуткая, как порой показывают в репортажах о последствиях голода. Ну и слова, которыми они встречали гостей.
«Кула! Кула!» — вопил тонкоголосый хор. Как успел узнать Валера Попришкин, «кула» на местном наречии означало «еда» или «есть». Еще в отчаянных просительных воплях маленьких зизов звучало слово, не нуждающееся в переводе: «Долла! Долла!»
«Нзури увиндаджи», робко произнесенное Попришкиным, чернокожую детвору не впечатлило. Не факт, что они это приветствие хотя бы услышали за собственными криками. Зато проняло другое. Как по волшебству рядом с Валерой и двумя сотрудниками фонда Стофеля появились двое из команды «солдат будущего», вызволявшей Попришкина из лап ОМОНа. «Солдаты будущего» вскинули свои не то винтовки, не то автоматы причудливо-фантастического вида. И чернокожая детвора мигом бросилась врассыпную. Очевидно, страх перед вооруженным человеком здесь прививали на генетическом уровне.
Мгновение — и путь в селение был свободен.
— Как-то здесь… прилично что ли, — обратился к спутникам Попришкин, поворачиваясь то туда, то сюда и поглядывая по сторонам.
Действительно, особого, какого-то бросающегося в глаза убожества он не заметил. Жилища у зизов, конечно, были самые примитивные. Выстроенные или можно сказать слепленные на скорую руку. Но и только-то. Во всяком случае, гигантской, гниющей в жаре помойкой селение точно не выглядело. И аборигены — хоть и не были они одеты по моде, вообще едва были одеты, однако и на живые скелеты не походили.
Однако сотрудники фонда по-своему истолковали слова своего клиента.
— А вы чего ждали? — Илона Макси вообще позволила себе что-то вроде остроты, — увидеть чего-то вроде сцен из фильма «Люблю маленьких овечек»? Ну, за который культовый режиссер чешско-китайского происхождения, «король арт-хауса» Чан Стребухой получил в том году пальмовую ветвь Каннского фестиваля?
Названный фильм Попришкин не смотрел. И потому, что ответить на реплику Макси, не знал.
Потом в поле его зрения попал один из аборигенов. Раз за разом тот подпрыгивал на месте, судорожно протягивая руки к небу.
