Наконец судьба вывела их на поляну в центре аула. Там на добротной виселице раскачивались тела троих мужчин. Их седые бороды почернели от засохшей крови, обнажённые тела несли следы жестоких пыток. У одного из старцев были переломаны обе руки. Острые обломки костей розовели в лучах утреннего светила. Голова другого являла собой сплошную рану, покрытую запёкшейся кровью. Распоротый сабельным ударом живот третьего закрывало грязное тряпьё. Этого третьего вздёрнули на виселицу живым. Его старческое лицо было так же обезображено удушьем, как и лица первых двух. Обезножили все трое уже после смерти — в ночи волки съели ступни мертвецов. Соколик дрожал и хрипел от злобы и страха, готовый то ли ринуться в бой, то ли пуститься наутёк, подальше от жутких руин. Но рука всадника, по-прежнему твёрдая, сдерживала его.
Никому не ведомо сколько времени мог простоять казак Фёдор Туроверов в немом оцепенении, сдерживая отважного коня, на залитой кровью площади чеченского аула. Три стрелы, пущенные метким стрелком, перебили виселичные верёвки. Мёртвые тела бесшумно рухнули в примятую траву. Соколик стремительно прянул вбок, пытаясь унести всадника прочь с площади, подальше от открытого места, под стены каменных строений. Фёдор успел заметить быструю тень, мелькнувшую на противоположной стороне поляны.
— Стой, братишка, стой, родимый, — приговаривал Фёдор, спешиваясь и извлекая шашку из ножен. — А теперь беги! Встретимся скоро, коли Господу будет угодно. Храни тебя Святой Никола-чудотворец.
И Фёдор отпустил коня. Конь и его всадник, опытные разведчики, давно бы сгинули в чеченских дебрях, если б не звериное чутьё, связывавшее их неразрывными узами. Много раз смешивалась их кровь, пролитая в отчаянных схватках. Много одиноких ночёвок пережили они, не разжигая огня, согревая друг друга теплом тел. Много раз выносил конь своего всадника из-под свинцового ливня. Много раз спасал из ледяной воды бешеного Терека. Они верили друг другу нерушимой верой вечного братства, рождённого трудной жизнью между Русью и Нерусью.
Фёдор полз и крался среди выгоревших строений и разбросанных повсюду мертвецов. Он видел изуродованные тела и лица, искажённые смертной мукой. Фёдор стал частью этой жуткой картины. Он то превращался в камень, выпавший из стенной кладки, то в груду убогого обгорелого скарба, выброшенного из сакли на улицу, в тщетной попытке спастись от полного разорения. Фёдор искал следы убийц, надеясь найти по ним неизвестного мстителя.
