Но чем беспокойнее и злее становились чеченцы, тем скорее должно было наступить возмездие, тем больше было поводов Ермолову перейти от угроз к решительному действию, и с ранней весны 1817 года на Тереке начал сосредоточиваться сильный отряд. К двум батальонам шестнадцатого полка, стоявшим здесь зимою, прибыл из Крыма восьмой егерский полк, пришёл из Кубы[2] батальон Троицкого полка и был передвинут из Грузии батальон кабардинцев. В станице Червленной в то же время сосредоточено шестнадцать орудий и до тысячи донских и линейных казаков. Вскоре на линию прибыл и сам Ермолов, чтобы лично руководить военными действиями. Он выехал из Тифлиса в апреле, когда дорога через горы ещё была завалена глубокими снегами, и большую часть пути делал пешком. Объехав затем весь правый фланг Кавказской линии и Кабарду, он прибыл наконец в станицы Терского казачьего войска и восемнадцатого мая остановился г Червленной, откуда должно было начаться движение за Терек, в земли чеченцев. В мае 1817 года части регулярной русской армии под командованием губернатора Кавказа, генерала Алексея Петровича Ермолова перешли Терек.
* * *
— Вот в чём змызл обозной жисти, знаешь ли, паря? — спросил старый казак Захарий-Слива Громов у Фёдора.
Фёдор искоса посмотрел в его багровое лицо. Всё как обычно: нос сливой, обвислые седые усищи, пожелтевшие от табака. Папаха надвинута на самые брови.
— Ну в чём? — нехотя переспросил Фёдор.
— В движении, паря! В том, чтоб достичь и постичь! — старый казак ткнул в небеса кривым пальцем. — Вот ты, паря, всю жисть в бою да в разведке, в разведке да в бою. А теперь и твоя жисть переменица. Как выстроит батюшка Лексей Петрович крепость, так поставит в бастиёнах её пушки, так и достигнем мы мира. Сделаемся замлепашцы. А как загонит батюшка Лексей Петрович чечена в хладные горы, в дремучи дебри, как зачнут чечены от голодухи там сохнуть, так стануть пожиром жрать друг дружку, так и постигнут разом силищу нашу.
— Так крепость-то ещё построить надо!
— И тут ты прав, паря! Ой надо, ой надо. Крепости они сами по себе не строяца. Придётся попотеть нам с тобой, паря. Ой, попотеть!
Третий день они тащились к Сунже. Обоз и пушки, бабы и детишки. То грязюка непролазная, то каменюки да пыль. И только лес, дремучие дебри кругом. Время от времени Фёдор сбегал в дозор. И ноги коню размять и самому проветриться. Когда же настанет конец этому пути? Эх, зачем не пошёл вперёд с авангардом, зачем не послушал Ваньку?!
