— Джигитуют? Не навоевались разве? — усмехнулся Фёдор.
— Настоящий абрек всегда на коне, всегда в бою. Кони наши неутомимы, как и наши воины. Война — наше дело, битва — наша жизнь... — вещал Аббас. По временам его речи становились совсем бессвязными, превращаясь в гортанный вой. Всадники в папахах кружили по выпасу, то свешиваясь всем телом с седла, то становясь на него ногами. Многие могли пролезть под брюхом у лошади, не умеряя быстроты её бега. Фёдор смотрел, как джигитуют исконные враги его народа словно сквозь пелену тумана. Вековая ненависть мутила его разум.
«Соколик, где ты, дружочек?» — думал казак. Грудь его снова сдавила забытая было тоска. Та самая тоска, что неделю назад выгнала его из штаба Ермолова в дозор, на поиски приключений.
«Избежал ли ты стаи ночных хищников, братишка? Сыт ли? Кто напоит тебя, кто расчешет твою гриву? А может, жадный падальщик уже снимает мясо с твоих мёртвых костей?» — подлые мысли Фёдора нарушила увесистая затрещина.
— Испражняйся, гяур, поторопись. Мне ещё твоего товарища выводить надо.
— Ой, ой! Что же ты заставляешь меня делать, Аббас-ага?! Тут славное воинство к празднику готовится и тут же я буду дела житейские творить? К свадьбе, поди, готовятся? С добычей пришли самое время на брачный пир...
— Свадьба — хороший праздник, радостный, — буркнул Аббас. — Но больший праздник — убийство кровного врага. Славный Абдаллах помимо богатой добычи привёл в аул сыновей Абубакара, кровника. Завтра, когда солнце выйдет из-за горы, предадим их в руки Аллаха.
* * *
Обратно шли долго. Фёдору страсть как не хотелось возвращаться в темницу. Он тащился по пыльным улицам селения, стараясь заглушить кандальным бряцанием заунывные понукания Аббаса.
— Переставляй ноги, гяур. Живее, живее... вспомни о товарищах. Они ждут своей очереди. Мучитель ты. Злой, поганый мучитель братьев своих...
На улицах было по-прежнему многолюдно. Из открытых дверей домов слышался оживлённый говор. Казак украдкой посматривал по сторонам, запоминая и примечая.
Они шли мимо крошечного домишки, примостившегося на обочине поросшей жиденькой травкой площади. Фёдор глянул украдкой в распахнутую дощатую дверь. Белые стены, покрытая пёстрым ковром скамья, окованный железом сундук. Над ним на стене развешаны хозяйская нагайка, ружьё и пара пистолетов. Стройная тень высокой женщины мелькнула в дверном проёме. Быстрая походка, прямая осанка. Фёдор замер, словно в невидимую преграду упёрся.
