На торжестве присутствовал и придворный художник. Ему велели не просто запечатлеть портреты короля и королевы, но и изобразить их всех вместе, собравшихся в честь чествования Эдуарда. Ганс Гольбейн сидел в сторонке и делал наброски. Его больше всего привлекала фигурка Елизаветы — принцессы, не имевшей никаких прав на корону. В отличие от своей старшей сестры Марии она даже в четыре года выделялась из толпы серьёзным взглядом и каким-то прямо-таки королевским поведением.
«Не простая девочка», — подумал Ганс и сделал набросок принцессы.
Генрих пребывал в прекрасном расположении духа. Он, казалось, и не замечал состояния своей жены.
— Спасибо, дорогая, за прекрасный подарок, — шептал он Джейн на ухо, — надеюсь, последует продолжение. Мы должны порадовать Англию детьми. Господь был благосклонен к нам. Наши действия находят поддержку свыше.
Джейн старалась понять, что ей говорит муж, но у неё не получалось. Все голоса, близкие и далёкие, сливались в один постоянный, непрекращающийся гул. Она забывалась на какое-то время сладкой дрёмой, из которой её выдёргивал чей-то громкий голос или прикосновение руки Генриха. В такие мгновения королеве хотелось умолять их оставить её в покое: «Я родила вам наследника престола. Я сделала всё, что могла. И даже больше того, что могла. Позвольте мне удалиться. Тихо, никому не мешая, удалиться и немного отдохнуть».
Но её никто не слышал. Только Бэт хотелось подойти чуть ближе и как-то поддержать мачеху. Она видела в её глазах боль и страдания и не могла понять, почему они там поселились. Их взгляды иногда пересекались, и две женщины посылали никому не ведомые сигналы. Маленькая ловила их и в бессилии что-то предпринять начинала покусывать ногти. Старшая с облегчением вздыхала, понимая, что хоть кто-то пытается ей сопереживать, и начинала кусать и так уже донельзя искусанные губы...
Долгий вечер подходил к концу. Генрих проводил жену в её спальню, не пытаясь настаивать на близости.
— Дорогая, мы можем и подождать. Сын родился, и тебе стоит собраться с силами, чтобы произвести на свет других детей, — объявил он Джейн у входа в комнату, нежно прикасаясь губами к её руке, — отдыхай. У тебя есть время.
Она вошла к себе и обессиленно упала на кровать. Фрейлины осторожно снимали с неё тяжёлое, бархатное платье, украшения и заколки, крепившие замысловатую причёску на голове. С плеч спал немыслимый груз, волосы рассыпались по спине, и наступило долгожданное облегчение. Джейн мгновенно заснула, а врач обеспокоенно дотронулся рукой до её лба. Жар не спадал.
