Если бы рядом была жена…
Локтев встал. Думать о жене он себе запретил, потому что от этих мыслей к горлу подкатывал горький ком, а к глазам сильного и твердого человека подступала влага.
Он вернулся в избу. Ну вот и ладно: дочь уже спала.
Как же она похожа… Все, стоп, хватит!!! Надо ложиться. Локтев взглянул на часы. Ого, уже четыре. Оказывается, он просидел на крыльце, считай, два часа. Нет, спать, спать немедленно. Завтра будет много дел. Завтра сюда слетятся разные надутые люди. Если китаец действительно такая большая шишка, значит, расследование поручат кому-нибудь посерьезнее этих милиционеров.
Он не заметил, как снова сел, стал пощипывать бороду. Если бы была жива Оксана, все было бы проще. Она никогда не пыталась словами утешать или взбадривать его, она просто смотрела — ясными и добрыми глазами. Она не была по-мужски мудра, она была мудра по-женски, теплотой и лаской. Она бы сейчас посмотрела на Локтева, и ему стало бы легче…
Или, может быть, дело в другом? Может быть, он, здоровый, нормальный мужик извел сам себя анахоретством? Может быть, посмотри на него сейчас хоть как-нибудь обыкновенная женщина, ему бы стало легче? Нет. Локтев даже в мыслях не хотел этого, считал предательством ее памяти. Впрочем… иногда сам себе признавался, что Оксана, если она смотрит на него с небес, сказала бы своими глазами — глупый, жизнь продолжается, и я хочу, чтобы ты жил… Локтев вскинул голову. Он, не заметив как, задремал, сидя за столом.
Понял лишь, когда обнаружил себя в таком положении. «Это уже превращается в дурную привычку», — подумал Локтев сначала, а потом вспомнил, что разбудил его какой-то посторонний в лесу звук. Где-то совсем рядом.
Локтев вскочил, шагнул к двери, но она сама распахнулась.
На пороге стояла женщина и смотрела на Локтева. Напророчил.
Гордеев включил вытяжку над плитой. Эта нехитрая процедура родила у него странную ассоциацию с собственной работой- Хоть он вроде бы и вольный человек. Не на государевой службе, в отличие от Туредкого, состоит, и тем не менее и ему не чужды грустные, мысли о собственной марионеточности и несамостоятельности. Словно кто-то включает и выключает его в нужный для себя и непонятный для него, Гордеева, момент…
Генезисом ужина предполагались фаршированные перцы, которые уже давно ждали своего часа в морозильнике. Ненавязчивым гарниром — разнообразная овощная смесь, состоящая преимущественно из капусты — брюссельской, брокколи, цветной, всякой — потому что, как ехидно утверждал апологет здорового питания Денис Грязнов, мужчины средних лет должны именно таким образом заботиться об одной своей интимной железе. Точнее, и таким — тоже. А еще — разнообразная свежая (вчерашняя) зелень, включая загадочный шпинат, который на Западе, опять же по сведениям Грязнова-младшего, жрут в неимоверном количестве, и от этого им всем там — счастье. Овощная смесь — оттуда же, из морозильника, разогревалась за считанные минуты на сковородке, безо всяких микроволновок и закуской служила идеальной — легкой, гармоничной, как уже было сказано, ненавязчивой. Это ведь очень важно — чтобы закуска была ненавязчивой. Юрий Петрович с тревогой оглядел плацдарм предстоящих боевых действий: возможно, чего-то не хватало? Всякие мелочи, вроде нарезанных лимончиков, сейчас в расчет не шли. В принципе, в запасе еще имелись четыре роскошных свиных стейка. Гордеев чувствовал себя сподвижником Наполеона, каким-нибудь маршалом Неем, человеком безусловно ключевым, но отнюдь не стратегического ума, решающим пусть и гениально, но локальные задачи.
