— О, безусловно, — он посторонился, освобождая дорогу к машине. — Не возражаете, если я поговорю с вашим мужчиной?
Она замешкалась. И даже не отметила, с какой интонацией он произнес это слово — «мужчина».
— Мне кажется, бывают мысли и поудачнее. Родик так впечатлителен…
— Но он уже взрослый, нет? — «И как она нашла в небольшом городке такое чудо?» — подумал он.
— Хорошо. Только сильно на него не давите.
— Не буду, Надежда Леопольдовна. Только из уважения к вам…
Возможно, ей и не хотелось уезжать. Глаза говорили, что она еще бы поболтала — независимо от той белиберды, что нес собеседник. Но дела, дела, как нам трудно отказаться из-за чего-то мимолетного от своих забот и обыкновений… Он проводил глазами выезжающую со двора «Тойоту». Нет, не расположен он сегодня продуктивно работать… Он взбирался по лестнице, продираясь через вязкое кисельное облако. Постоял у дверей первой и второй квартир, поплелся дальше. Нечего стоять, как баран у новых ворот. Почувствовал запах табачного дыма. Стало интересно. Девчонка в короткой юбке, едва скрывающей косточки таза (такая уж у этой молодежи летняя форма одежды), и обвислой маечке торопливо сунула окурок в стеклянную банку, пугливо стрельнула глазами.
— Попалась! — обрадовался Турецкий.
— А мне до форточки, — фыркнула девчонка. — Мать с отцом уже в курсе. Отболело у них на душе. И ругательства кончились. Надеюсь, вы не к нам?
— А ты гостеприимная, Валентина. Правильно, только так и надо себя вести. Грубить старшим, в грош не ставить родных, пить пиво — исключительно в грязных, плохо освещенных местах. Вешаться — только на хулиганов. Плеваться, сквернословить. Курить — как можно больше. Постепенно, с нескольких сигарет, переходить на пачку в день, на две. Скажи отцу — пусть купит тебе «Беломор». Табак из него можно вытряхнуть, а «гильзы» забить чем-нибудь более содержательным и полезным для здоровья.
— О, как мне это надоело… — девчонка молитвенно задрала глаза к потолку, посторонилась, видя, что высокий, широкоплечий мужчина неумолимо приближается.
— Мне без разницы, Валюша, это твоя жизнь, я же не знаю, может, у тебя еще одна в запасе… Черепа дома?
— Он точно к нам, — пробормотала девчонка. — Мать дома, отца нет…
Как выяснилось позднее, отца Валентины с утра пораньше вызвали на работу, а мать затеяла грандиозную стирку. Снова перед глазами мерцало это бледное, изможденное бытовыми и профессиональными проблемами лицо женщины. Приход мужчины поверг ее в расстройство. Она занята. У нее большая стирка, потом готовка, потом глажка и наведение порядка в труднодоступных местах. На Валюшу где сядешь, там и слезешь, субботний скандал уже отгремел, и расставаться с последними нервными клетками уже не хочется. Она не может пропустить посетителя в квартиру — пусть не обижается. Она не понимает, что она может добавить к тому, что повторяла десять раз. Она не сделала ничего предосудительного. И Павел Сергеевич не сделал. И даже Валька-паршивка не совершала ничего преступного, а если совершит, то терпение у Анны Андреевны однажды лопнет, она купит дочери билет на поезд и отправит на перевоспитание в крохотный городок в Амурской области, где проживает ее двоюродная сестра. Пусть ее там тигры амурские перевоспитывают.
