— Как? Витька выучился! — с ледяной ожесточенностью и негодующей гордостью пропела она. — Витька на тракторе сидит. В кабине. И дождь не льет, и снег не падает за шиворот. Как же? Витька выучился. Двести рублей огребает. Да и так кому когда спахал або привез что — десятка в кармане. Как же? Витька выучился.
«Вот она что понимает под образованием: кто сколько зарабатывает и как зарабатывает! И как к жизни относится!»
Она обкрутила сковородку и заплакала, глядя на стреляющую зажарку и не замечая, что плачет. Потом услышала прыгавшую по морщинам слезу, подняла подол, вытерла, отвернувшись, глаза и нос, высморкалась и опять подступила к плите — мешала в сковородке.
— А этот из-за чего? — сказала она разбегающимся на ручейки, незнакомым голосом. — Из-за того, что я сказала, что Роза купала в воде с крыгами хлопчика, Васятку, когда они жили тут. Чи вылечить хотела, он у них хворый родился, чи умертвить, чтобы не мучился, чи чтоб болел больше, а она бы сидела возле него дома, на работу не ходила. Не знаю, для чего, а окунала. Хлопчику года ще не сравнялось.
— Ребенка окунала в воду с крыгами?
— Так я ж о чем тебе кажу? Наливает в тазик, прямо с Урупа, с крыгами, они так и тарахтят, и давай умочать голенького, а он аж захлебывается. А теперь — чего ж? — покривленный весь. Я сказала: что ж она, мол, робыть? А он — на меня: «Ты нашу жизнь коломутишь! Ты ненавидишь ее и хочешь, чтобы мы разошлись!» Отделились, и теперь глаз не кажет. — Она закачала головой, держа нож на весу и не замечая мелькавших слез. — Ой, хлопцы, хлопцы! Что вы думаете, хлопцы, так обижаете матерей! — Она качала головой, и слезы мелькали по ее дряблому, морщинистому лицу. Чтобы отвлечь ее от ее боли, я спросил о Труболете: как он там? Говорят, ожил, строится. Неужели, правда?
Она смотрела вниз все с той же своей оледеневшей болью. Потом сказала, не изменив выражения:
— Какая же мать пожелает худа дитю своему?!
Боль в ней была острой и твердой. Я крикнул свой вопрос. Она ответила, все так же не поднимая глаз:
— Да ваш хутор ожил. Там сейчас кирпичные дома строят да все в асфальт забирают. Людям квартиры будут давать. Ваш хутор уже не узнать. — Она, несколько оживилась. Но сейчас же опять запахнулась в себя, в свои слезы, в свое горе. Махнула рукой: — Хутор строится, а старики все равно не нужны и там. Старики все в стардоме.
— О каком вы стардоме говорите? Тетя Маня?
6
Она глядела на меня и не тотчас поняла, что я ничего не знаю о стардоме, потом, спустя несколько тяжелых секунд, разочарованно удивилась:
