— Я не знаю, что вы хотите от меня услышать. Но я не собираюсь этого говорить. Я сказал вам, что пошел с Хосе только потому, что Гарсиа напугал меня. Можете спросить Магдалину, если хотите. Она вам расскажет. Я уже просил папу поговорить с ней.
Профессор прикрыл разочарование холодной улыбкой. Он встал, будто принимая долгожданный вызов.
— Очень хорошо. Спросим Магдалину.
Сидя очень прямо и часть дыша, Николас увидел, как профессор дважды дернул за шнурок с кисточкой, из отдаленных закоулков дома слабо донесся звонок. Через пару минут напряженной тишины на служебной лестнице послышались тяжелые неторопливые шаги поварихи.
Стук в дверь. Она вошла.
— Магдалина, — сказал профессор, — предполагается, что во время недавнего отсутствия вашего хозяина в доме имели место некоторые нарушения. Во-первых, остался ли Гарсиа в Барселоне в субботу ночью?
Неподвижно стоя в дверях, женщина исподлобья взглянула на профессора. Руки, слегка припорошенные мукой, были отведены в стороны от черного платья.
— Нет, — сказала она. — Гарсиа всё время был здесь.
Николаса пронзило током. Он рванулся вперед. В изумлении, с трудом произнося слова дрожащими губами, он умоляюще воскликнул:
— Магдалина…
— Тише, пожалуйста! — Галеви снова повернулся к поварихе. — Во-вторых, устроил ли Гарсия в воскресенье ночью пьяную оргию?
— Нет, сеньор… — Её неподвижное лицо словно было вырублено из дерева. — Гарсиа не пьет.
— Значит, он не бил вас, и не напугал Николаса?
Она мотнула головой.
— Гарсиа хороший человек. Это все знают. Он никогда в жизни меня не бил.
— Ох, Магдалина… — душераздирающе крикнул Николас. — Как ты можешь? Ты же знаешь, что он тебя ударил. В буфетной. Ты так плакала! Это было ужасно. И у него был нож… — Он умолк, охваченный тошнотворным страхом.
— Достаточно, Магдалина, — сказал Галеви. — Спасибо, что уделили нам время.
Какое-то мгновение повариха не двигалась, будто не веря, что её отпустили. Во время допроса её бычьи глаза были тупо устремлены на профессора, но теперь, на мгновение, метнулись в сторону Николаса. Она не утратила самообладания — опущенные углы губ не шевельнулись — но вдруг, с неожиданной резкостью, развернулась и вышла.
Потрясенный этим предательством, Николас с плачем рухнул на подушку, слезы градом катились по его лицу.
— Хосе… — прерывающимся голосом прошептал он. — Где ты, Хосе?… Что они хотят с нами сделать?
Профессор Галеви с неопределимым выражением сделал шаг вперед и остановился. Поглаживая бородку, со склоненной набок узкой головой, он напоминал воинственного хорька. Нет, решил он, больше ни слова. Немного одиночества, еще несколько слез, и последнее сопротивление рухнет. Тихонько убедившись, что ставни по-прежнему плотно закрыты, под звуки приглушенных рыданий он на цыпочках вышел из комнаты.
