— Я заплачу за свечку, Хосе!
Он не понимал, почему друг прыснул от смеха, а затем утешительно похлопал его по спине.
Они шли по переплетению узких улочек к северу от площади, которую Николас с отцом пересекли недавно, идя на пелоту. Теперь же они свернули из переулка на Кориенте — длинную улицу, ведущую к реке, в которую стекали сточные воды городской прачечной. Обветшалые, в несколько этажей, желтоватые дома отбрасывали тень на противоположную сторону улицы. Из открытых окон свисали постельные принадлежности. Откуда-то доносился перебор струн: играли на мандолине. Пара ослов в упряжке пила из металлической поилки, пока их босоногий погонщик отдыхал, растянувшись на низкой дамбе. На разбитой, исчерканной мелом мостовой многочисленные дети тихо и сосредоточенно играли в незнакомые игры. Эта сцена, присутствие детей, встревожили Николаса, он вопросительно взглянул на своего друга. Но Хосе, чьи глаза были прикованы к невысокой женщине средних лет, прямо перед ними сгибавшуюся под большим узлом из белой простыни, ускорил шаг.
— Это моя мама, Нико. — Он позвал: — Мария… Мария Сантеро!
Они догнали ее, Хосе забрал тюк с бельем и быстро прошептал что-то ей на ухо, пытаясь объяснить, в чем дело. Николас понял, что это задача не из легких. На изнуренном смуглом лице, которое четко очерченные брови и гладкие черные волосы делали еще темнее, удивление сменилось растерянностью и даже страхом. Больше ничего сказать Хосе не успел, так как они свернули в узкий проход и стали взбираться по бесконечной каменной лестнице между шоколадного цвета стенами. Поднявшись наверх, Хосе свободной рукой открыл узкую дверь.
— Гляди, Нико! — радостно воскликнул он. — Это наш дворец. Всего две комнаты. Но зато лучший в городе вид.
Они вошли в странное помещение с низким потолком — сочетание кухни с железной плитой в одном конце и гостиной с диваном, обитым выцветшим желтым плюшем, в другом. Накрытый для ужина лакированный стол и стулья из того же светлого дерева теснились в центре на деревянном полу. Светло-зеленые стены были увешаны фотографиями в украшенных ракушками рамках, там же висела коробочка с чучелом колибри и еще одна — с бабочками, пара ловушек для пелоты, спортивный календарь и несколько цветных картинок религиозного содержания. У окна, сидя на низком табурете, глубокий старик в круглой черной шапочке вязал длинными костяными спицами, а у плиты черноглазая грудастая девочка лет двенадцати что-то помешивала в дымящемся чугунке.
